Небо зовёт

Коновалов Александр Яковлевич

— Сегодня рассчитаетесь с долгами в общежитии, библиотеке, в училище, оповестите родителей о временном отсутствии связи, а завтра с вещами первой необходимости в 9.00 встречаемся тут же в зале военкомата. Помните о нашем разговоре, и не вздумайте куда–то уехать или опоздать, этим необдуманным поступком можете испортить себе всю жизнь. Руководство училища поставлено в известность о вашей длительной командировке. Всё. Вы свободны.

Девушки вышли из помещения, как пришибленные, не способные ни объяснить, ни прокомментировать случившееся.

Только когда вышли на улицу, и ласковый осенний ветерок освежил их разгорячённые лица, Лена сказала:

— Нина, ты что–нибудь поняла?

— Так же, как и ты. Только то, что из нас хотят сделать отважных разведчиц, которые положат на алтарь служения Родине свои молодые жизни, о подвигах которых узнают лишь через пятьдесят лет, или вовсе никто никогда ничего не узнает. Тебя такая перспектива устраивает? Меня лично нет. И я буду делать всё, чтобы этого не произошло.

— Каким способом?

— Пока не знаю, но что–нибудь придумаю, на то и голова, чтобы думать, а ты, если такая патриотка, то делай слепо то, что сказал нам этот НКВДист.

— Нинка, о таких вещах вслух не говорят, услышит кто и нам с тобой обоим несдобровать. Если ты не согласна учиться в этой школе, то найди какой–нибудь предлог, но так, чтобы это было достоверно и тонко, а не то, сломают жизнь и тебе, и твоим родителям.

— А ты согласна учиться в этой школе?

— А у нас что, есть выбор? В конце концов, это интересно и романтично. Будем учиться, а там посмотрим, что из этого выйдет, всё равно так просто от них не отделаешься. Сейчас идём рассчитываемся, пишем письма, собираем вещи. Васе попытаюсь всё объяснить, он поймёт и подождёт. А мы с тобой едем вместе, будем поддерживать друг дружку, а ты обещай мне не высказывать вслух своих пессимистических настроений и тем более критики в адрес инструкторов. Всё, что мы думаем, с чем не согласны, держим в себе на десяти замках, и выполняем всё, что от нас потребуют. Ты согласна?

— Всё ты говоришь правильно, но как удержаться и не ляпнуть что–нибудь в сердцах?

— Если хочешь жить на воле, держи язык за зубами.

— Я что–то не пойму тебя, Ленка, то ты идейная до мозга костей, то какие–то сомнения высказываешь в адрес начальников!

— Насчёт курса партии и коммунистической идеи сомнений у меня нет, но есть опасения относительно некоторых рьяных, но бездушных исполнителей, которым ничего не стоит испортить нам настроение на всю оставшуюся жизнь.

— Теперь понятно. В твоём лице я предвижу новую Мата Хари. Такая же хитрая, осторожная, умная, хладнокровная, обворожительная и спортивная.

— Нинка, не льсти, но это не моё призвание. Я хочу быть счастливой в мирной жизни, а не на тропе войны. А теперь разговоры прекратим и начинаем заниматься делом.

Весь день бегали с «бегунками»: то в библиотеку, то в аэроклуб, то к коменданту общежития. Даже вахтёрша расписалась в казённой бумаге, не преминув спросить: «Каков он этот парень, которому надо будет передать письмо?»

День прошёл в бегах и хлопотах, а когда легли спать, от чрезмерного переутомления не могли уснуть. Позёвывая, Нина спросила:

— Лен, а что же будет с Васей?

— Я ему написала письмо и оставила на вахтёрке, в нём сказано, что пока я не дам ему весточку, чтобы не пытался меня искать.

— Ты уверена, что он будет ждать?

— Уверена. Мы на всякий случай обменялись с ним адресами своих родителей. Я своим написала, что если получат от него письмо, пусть перешлют ему мою записку, которую вложила в конверт.

— Ты представляешь, как он расстроится, когда узнает, что ты так неожиданно укатила неизвестно куда.

— У меня и самой сердце разрывается при мысли, что запланированная встреча завтра уже не состоится. Да и состоится ли она вообще когда–нибудь? Сколько неожиданностей в нашей жизни, что даже трудно предположить, какие испытания и муки готовит нам судьба.

Сельский бухгалтер

Приехал домой поздним вечером. Братья уже спали, только неутомимая труженица мама продолжала трудиться. Увидев меня в дверях, бросила свою стирку и, вытерев руки о фартук, кинулась мне навстречу:

— Сыночек, родной, как я по тебе соскучилась, и как нам тебя не хватает, — обнимая меня, причитала мама. — Голоден, поди? Раздевайся, я тебя сейчас накормлю. Отец–то сегодня на конюшне дежурит.

— Мам, а как вы тут? Ребята здоровы?

— Слава Богу, здоровы. Серёжка с Иваном уже большие. Отцу помогают. Сено, дрова заготавливают, картошку полют, а с первого сентября пошли в школу. Сергей — в шестой, а Иван — в третий. Вот и Егорушка на другой год будет школьником.

— А Петенька уже ходит?

— В одиннадцать месяцев пошёл.

Я ел мамины постные щи, а она без умолку рассказывала про сельские новости, будто меня в Хвастовичах не было несколько лет. Видя, что я утомился и потерял всякий интерес к деревенским новостям, мама постелила рядно на полу, и я лёг вместе с братьями. Утром папа пришёл с работы раньше, чем я проснулся, а когда, потягиваясь, вышел на крыльцо, он уже во дворе рубил дрова. Завидя меня, он воткнул топор в чурбак, распрямился и сказал:

— Здорово, сынок! Как твоя учёба?

— Здравствуй, папа! Учёбу закончил на отлично. Сегодня пойду в райком, доложу о прибытии.

— Будешь в нашем колхозе работать, аль как?

— Не знаю. Может, тут оставят, а, может, ещё куда пошлют. Юрка–то Ерохин никуда не поступил?

— Да куда ему. Работает в колхозе, но хочет учиться на тракториста.

— А как Колька Махоткин?

— Тот в город подался. Завербовался, штоль. Ты вот что, сынок, я часок посплю, а ты поруби дровишки–то, а то негоже, когда они разбросаны по двору. Уже неделю, как из лесу привёз, а порубать всё некогда. Ребятишки теперь в школу ходют, не заставишь.