Небом крещенные
Шрифт:
— В баке там еще булькает? — спросил Константин, имея в виду винный бочоночек, хранящийся в ванной комнате.
Лариса прыснула смехом:
— Нацедила уже, в холодильник поставила.
Два коротких звонка у двери. Марина не вошла — ворвалась в комнату, определив по висящей фуражке, что муж уже дома.
— Прохлаждаемся, значит? А бедная женщина страдай без него! — воскликнула Марина, бросаясь к дивану. И качалась обычная в подобных случаях возня… — Лара, на помощь! Лара, давай мы его вдвоем отлупим хорошенько.
XIX
Рейсовый
Трое парней в белых рубашках, наверное, собрались на какое-то торжество, может быть, на свадьбу. Рослые, загорелые, с тонкими черточками кавказских усиков. Один постарше, шрам у него через всю щеку.
Константин окинул беглым взглядом своих пассажиров, и чем-то они ему не понравились. Но не пилоту выбирать пассажиров. Трое парней имели билеты до южного пограничного городка, на воскресный рейс, и будь добр, пилот, доставить их на место по расписанию.
Пассажир со шрамом сел рядом с пилотом, два его приятеля — сзади.
— Все готово, шеф? Тогда поехали! — воскликнул тот, со шрамом, нацелив на Костю свои черные, непроницаемые глаза.
Константин не обратил на его слова никакого внимания. Когда надо будет, тогда и "поедем". Дело пассажирское — сидеть да в окошко поглядывать.
Часы показали восемь пятнадцать. Вот теперь пора, точно по расписанию.
Заработал мотор. Техник, стоявший у крыла, выбросил руку семафором: все в порядке, путь в небо свободен.
Высота была назначена диспетчером триста метров. Хорошая высота. В утреннем, подбеленным дымкой воздухе что в молоке: не болтает, не сносит ветром. Пассажир, сидевший справа от пилота, тот здоровяк с перечеркнутой шрамом щекой, поглядывал на землю с нефтяными вышками, на видневшийся впереди городок…
Вдруг Константин ощутил появление между собой и пассажиром какого-то постороннего предмета. Не увидел, а почувствовал. Он скосил глаза направо и увидел руку пассажира, тяжело лежащую на коленях, а в ней — пистолет.
— Давай прямо, шеф! — приказал он.
"Прямо? Значит, через границу? Ну и гад!.."
Костя крутнул штурвал влево. Тяжелая рука пассажира вывернула его обратно. Пистолет поднялся на уровень головы пилота.
— Молчок, шеф! Или каюк тебе.
Что-то крикнул он своим. Те потащили Костю к себе, освободив пилотское сиденье. Руки у них прямо железные! А сам здоровяк быстро передвинулся влево, взял в руки штурвал, поставил ноги на педали и… продолжал пилотировать машину, сволочь такая! Пилотировал он, конечно, плохо: самолет начал рыскать по сторонам, проваливаться и вскидывать нос, будто ровная воздушная дорога внезапно кончилась и начались ухабы. Долететь и так можно, но посадка!..
Они отпустили пилота, разрешив ему занять свое место. Шнур от ларингофонов к радиостанции
Времени на раздумья — считанные минуты, времени почти кет. И все-таки, почему они сами не повели самолет дальше, почему вернули ему штурвал? Ковылять по прямой может, сесть не сумеет — вот почему. Ну так он им устроит посадку!
— Договорились, шеф?! — орет сидящий справа.
"Пора!.." Константин резко повел машину на снижение.
Взвыли они, как шакалы. Сбоку, сзади вонзились в тело пилота два ножа.
— Давай вверх, давай прямо!!!
Нестерпимая боль. Руки вынужденно взяли штурвал на себя.
Внизу пропал ориентир, над которым положено разворачиваться влево. Дальше впереди — пограничная зона. На дороге стоит машина. Люди запрокинули головы, кто-то машет приветственно шляпой. Знали бы люди, что происходит на борту четырехместкого самолета! А что бы они могли поделать, если бы даже знали?
Константин выровнял машину. Полминуты передышки! Он часто дышал открытым ртом.
— Вот так и топай!
"Так? — Жгучая ярость охватила Константина. — А хрен тебе в глотку… Чтоб голова не качалась!"
Он дал полный газ, рывком штурвала вздыбил машину. Потом энергично сработал рулями, отчего те трое завалились на борт. Истребитель при таком положении рулей сделал бы отличный переворот через крыло с последующим пикированием в обратную сторону. Костин же "лимузин" не способен был на это. Но все же он перевернул его раком — боком, заставил его хоть разок за всю жизнь вертануться по-истребительски. С двухсот метров — что там пикировать? Секунда-другая, и вот — земля. Скорость превысила допустимую. Еще мгновение и…
Нож глубоко воткнулся в тело, под ребро. Но сейчас не так больно… Почему не больно? И почему потемнело в небе, где только сейчас так ярко светило солнце? Вот и все…
На бешеной скорости, с креном, "ячок" пропахал по земле. Снесло шасси. С треском ломались хрупкие конструкции.
В наступившей жуткой тишине визжал ротор гироскопа, который продолжал бешено вращаться в своей металлической коробочке.
Этот комариный зуд и услышали люди, подбежавшие к разбитому самолету.
Четыре ножевых ранения, перелом ноги и сотрясение мозга при ударе самолета о землю. Врачи покачивали головами: в чем еще душа держится? Порой он впадал в беспамятство, и тогда надежды на спасение оставались слабыми, как огоньки тлеющего костра.
Однако выжил пилот. Медицинские светила лучшей клиники сделали все, чтобы он выжил.
А потом потянулись долгие месяцы заточения в больничной палате. Навещали друзья-пилоты. Однажды приехал сам начальник республиканского управления ГВФ. Не привыкший к такому вниманию и почету, Константин беззвучно смеялся, когда за посетителями закрывалась дверь.
Марина и Ларочка бывали каждый день. С ними было просто и хорошо. Втроем они могли оживленно разговаривать, могли молчать, держась за руки, и порой казалось Константину, что он дома.