Небоскребы магов
Шрифт:
У причала с десяток кораблей, на трех флаги со вздыбленным львом и семь со взъерошенным кабаном. Которые из них пиксийские, а которые гарнские, еще не знаю, но кабан, судя по количеству кораблей, явно заполучил больше веса в торговле.
Фицрой сказал с нервным смешком:
– Сколько же народу не страшится выходить в море… Будем договариваться с купцами?
– А как? – спросил я. – Если нужно в Пиксию или в Гарн – проще промчаться на коне… Корабли не продаются, по крайней мере в Дронтарии.
– Точно, – ответил он. – У приплывших даже грузчики только свои.
Я повертел головой.
– Правда? Я не обратил внимания.
Он хмыкнул.
– Ты даже уламров и нижнедолинцев не различаешь, а это ж так заметно!.. Здесь тоже видно. Дронтарцы товары носят на пристань, а оттуда на корабли перетаскивают уже те, кто будет на веслах да за парусом.
– Не заметил, – признался я пристыженно. – Ты прав, невнимательный я.
– Женщин ты различаешь, – сказал он. – Тогда подкупить кого-то из команды? Чтобы помог спрятаться среди мешков с товаром?
– Тоже риск, – сказал я.
Он вздохнул.
– Ну да, тот деньги возьмет, а потом выдаст… Все самим?
– Как всегда.
Нагулявшись, вернулись в район таверн, хорошо поужинали, за это время солнце опустилось за темный край земли, но огромная багровая луна уже на небе, мир стал сразу нереальным.
Мы снова явились на пристань, где народу стало уже втрое меньше. У причала только три корабля, два под загрузкой, третий уже готов к отплытию, но глупо поднимать парус на ночь, лучше отоспаться, чтобы на рассвете и выйти в море.
– Нужно пробираться вон на тот, – шепнул Фицрой и указал глазами на корабль.
Я оглянулся, все три корабля, как близнецы, ничем не отличаются друг от друга.
– Чем он лучше?
– Товара больше, – сообщил он. – И не какая-то руда, как на вон том, а слитки железа и шерсть бегарских овец, а она знаешь, сколько стоит?
– Сколько?
– Обалдеть, – заверил он. – Берем?
– Погоди, – ответил я, – может быть, может быть… Жаль, капитана я еще не увидел.
– Вон тот главный! Я сразу заметил.
Я поморщился.
– То хозяин, а не капитан.
– А какая разница?
– Увидишь, – заверил я. – Ладно, согласен. Слитки можно и за борт…
Он охнул.
– Ты чего? За них везде золотом платят!
– Наши жизни дороже, – ответил я сурово. – Твоя вообще для меня драгоценная. Сколько смотрю на тебя, никак не могу налюбоваться на твои бесстыжие повадки.
Он отшатнулся.
– Ты чего? А то я о тебе вообще скажу такое…
– Все, – заверил я, – что угодно, лишь бы не правду.
– Что, – спросил он, – такая ужасная? Как же мне повезло, как повезло… С каким злодеем
– Тихо, – сказал я, – уходим. А то слишком уж…
Причал постепенно пустел, в потемках работать глуповато, а мы ушли вроде бы прочь, но выждали момент и спрятались сперва в тень, а потом забились в щель между двумя складами, где мощно пахнет вяленой рыбой и плохо очищенными от мездры кожами.
– Как будем действовать? – спросил он и, уловив мой непонимающий взгляд, уточнил: – Мягко или жестко?
– Полужестко, – ответил я. – Вообще-то Пиксию и Гарн можно рассматривать как противников, навязавших Дронтарии невыгодный, даже кабальный договор. Наше королевство… ну, это королевство вынудили отказаться от флота, а это нарушение наших прав! Чего ржешь? Мы здесь – значит, наших. Общечеловеческих. Мы же за справедливость и равноправие?
Он вскинул брови.
– Равноправие?
– Между королевствами, – пояснил я. – А потом со временем и до человечков дойдем.
Он кивнул.
– А пока никакой жалости?
– Не переборщи, – сказал я. – Вдвоем такую махину не приведем в бухту. Должно остаться не меньше половины народа. Особенно тех, кто занимается кораблем, а не товарами.
– Значит, будем гуманистами?
– В меру, – уточнил я. – Гуманизм без меры – это тот же фашизм… потом объясню.
Он буркнул:
– Это «потом объясню» я от тебя по сто раз в день слышу. В общем, рубим всех, пока не остается их мало? Тогда вспоминаем, что мы гуманисты, так?
– Точно, – согласился я. – Но помни, купцов можно рубить всех, не жалко, а специалисты всем нужны и при любом режиме. На этом стоит прогресс!
Самое трудное, как я полагал, проникнуть на сам корабль, однако, к моему изумлению, сходни остались на месте, просто непростительно, но Фицрой толкнул меня в бок и указал в сторону города.
Два пьяных голоса, распевающих непристойную песню, приближаются к причалу, вскоре показались два оборванца, идут в обнимку – то ли крепкая дружба, то ли поддерживают друг друга.
Когда они и по сходням еле-еле перебрались на корабль, стало понятно, что по веревочной лестнице точно бы не забрались.
– Надо вслед за ними, – сказал я, – пока не вернулись остальные гуляки. А то потом не пробраться.
– Давай, – сказал он. – Я пойду первым.
– Нет, – возразил я. – Я ученик чародея, помнишь?.. У меня выше чутье. Если велю прятаться, тут же замирай, как дохлая мышь. Все понял?.. А теперь давай тихонько, медленно и печально.
Фицрой тоже набросил плащ на голову, так и пошли почти в открытую, только что стараясь не шуметь, а когда миновали сходни, я кивнул в сторону огромной груды мешков с овечьей шерстью.