Нечаянные грезы
Шрифт:
— Как вы думаете, я должен отдать его дневник родителям или… его девушке?
Вадим остановил машину в густой тени акаций напротив дома Доброхотовых и повернулся к Мусе всем корпусом.
— Вы читали его?
Он грустно кивнул и тихонько присвистнул.
— Галя… как бы это сказать… ну, у нее несколько иные представления о любви и всем остальном. Хотя последнее время она так сильно изменилась.
Он посмотрел на Мусю удивленно и в то же время настороженно.
— Иные? То есть не такие,
Он впервые сказал ей «ты», и Мусю захлестнула волна счастья.
— Не такие. Но она хорошая девчонка. Отдайте дневник ей. Я уверена, там очень много про нее. Галина работает в той же больнице, что и моя сестра. Они обе сегодня во вторую смену.
— Как скажете, Мария-Елена. — Вадим лихо рванул с места и ловко развернул свою «Волгу» на пятачке, где Муся совсем недавно играла в «классы» с местной детворой. — Ты любишь шоколадный пломбир и пепси-колу?
— Больше клубничный и фанту. Только я не могу появиться в таком виде в «Морозко».
— Поедем туда, где тебя никто не знает. Хотя вряд ли во всем городе найдется кафе-мороженое, где не знают Марию-Елену.
Он сказал это вполне серьезно. И она так же серьезно ответила:
— Найдется. «Метелица». Но это на другом конце города. И в шлепанцах меня туда не пустят.
Он остановился возле центрального универмага и ровно через две с половиной минуты вернулся с коробкой под мышкой. В ней лежали панталеты на высоких каблуках. Он не спрашивал заранее, какой у нее размер, но панталеты пришлись впору.
— Шаль можешь оставить в машине. — Вадим едва заметно подмигнул Мусе. — Правда, она тебе ужасно идет.
— Но там может оказаться Валентина Михайловна. Она живет на углу Советской и…
— Мне всегда казалось, классные дамы не любят мороженого. Она худая?
— Как клюка. Мы прозвали ее Шваброй.
— Ай-яй-яй. Тем более что это плагиат. Мы тоже звали свою классную Шваброй.
Они сидели друг против друга в уютном полумраке. Муся была в «Метелице» третий раз в жизни — два предыдущих ее водил туда отец, который когда-то давно приезжал по воскресеньям и брал Мусю в зоопарк или просто погулять. Отец переехал в другой город. Муся непроизвольно вздохнула. Ей не хватало отца.
— Мария-Елена, я должен сказать, что ты не должна мне… Да, я должен, а ты не должна. — Он рассмеялся, схватил ее за руку, но тут же отпустил. — Я так давно закончил школу, что уже совсем разучился говорить по-русски. Но ты, думаю, поняла, что я хотел сказать. Не верь мне, Мария-Елена. Я ужасно легкомысленный, понимаешь? Я никогда не был верен тем, кого любил. Хотя, если честно, я пока никого по-настоящему не любил. Мария-Елена, перед тобой повеса и ловелас.
— Ну и что?
Внезапно Муся почувствовала, как рушится сооруженная столь кропотливым трудом прическа, но уже
— А то, что ты очень-очень красивая и совсем беззащитная. Я так хочу тебя поцеловать. Если бы ты знала, как я хочу тебя поцеловать.
Он закрыл глаза и потянулся к ней губами. Муся сделала то же самое. Их губы встретились где-то в ином измерении. Это был самый восхитительный поцелуй в их жизни.
— Я не имел никакого права перепутать эти улицы. А теперь уже поздно. — Он махнул рукой официанту. — Принесите сто грамм… апельсинового сока. Или лучше двести. Мария-Елена, у тебя тоже кружится голова от апельсинового сока?
Она случайно увидела стрелки его часов, глазам своим не поверила — прошло три часа сорок минут с тех пор, как они познакомились. Если и в дальнейшем время будет нестись с такой же скоростью, она очень быстро превратится в древнюю старуху.
— Мне… пора. Мама уже вернулась с работы.
— Да, конечно. — Он суетливо шарил по карманам в поисках бумажника. — Мария-Елена, мне нужно сказать тебе одну очень важную вещь, а я никак не могу подобрать слов. Но ты, думаю, все поняла и так.
— Только я хочу, чтобы ты все-таки нашел эти слова.
— Я боюсь. Ты еще совсем ребенок.
— Мне скоро будет семнадцать. Через семь месяцев.
— Да, Мария-Елена, да.
Он встал и протянул ей обе руки.
— Но я не хочу расставаться с тобой.
— А что же нам делать?
Он смотрел на нее растерянно и с испугом.
— Я позвоню маме и скажу, что иду в кино со Светой или Риткой. Мама мне всегда верит.
— Это потому, что ты никогда не обманывала ее. Верно, Мария-Елена? Я не хочу, чтобы наша… дружба началась с обмана.
— Но я… Нет, я лучше умру, чем расстанусь с тобой.
— Не надо так, Мария-Елена.
— А ты не называй меня этим нездешним именем. Ты не представляешь, как мне… больно.
Она разрыдалась. Он прижал ее к себе и повел к машине.
— Нелетная погода, но мы прорвемся выше облаков. — Белая «Волга» медленно петляла знакомыми и вдруг показавшимися Мусе совершенно чужими улицами города ее детства. — Там в вышине нас ждет сверканье молний и неземная верная любовь.
Он повернулся и глянул на Мусю обжигающе ласково. Она вся съежилась от страха и боли.
— Не надо. — Она даже перестала всхлипывать. — Я люблю тебя. Я тебя люблю. — Девочка моя, любовь это такая штука… Словом, мы не сможем удержаться от падения. Мы упадем на землю и… Не слушай меня, Мария-Елена, ладно? Скажи, а как проехать на Степную улицу? Или она все-таки называется Луговой? Туда, где в прохладных полутемных комнатах стоят хрустальные вазы с белыми лилиями?