Нечеловеческий фактор
Шрифт:
— Так Шарипов может и Мишу куда подальше послать, — ужаснулся Женя. — Тогда — «дрова». Рухнет машина. Шарипов когда летал в последний раз за штурвалом? Когда «рога» руками держал? Допуск к полётам просрочился давно, сто процентов.
— Да сейчас не до этого, — Лопатин взял Женю за руку. — Я ж тебе третий раз долдоню! Мы с Мишей договорились, что вы будете работать с ним не по радио, а по рации. Она берёт частоту за пять километров. Так что, веди его глазами, прожекторами и чётким голосом. Шарипов Мишу боится. Тот ему пару раз крепко морду бил за дело. Рацию, короче, вырывать не будет. Всё. Держи глазами горизонт.
— И сразу прожектора поставь вдоль полосы. Легче двигать. Хотя —
— Вот он. Вышел из облаков, — Женя взял рацию. — Удаление тысяча двести. Но идёт Мишаня пока всего на семь градусов правее. Ближе придет, до пятисот примерно, я его опущу к сорока метрам. Выше точки невозврата, главное. Поправлю и горизонталь. И тогда в запасе будет шесть… Нет, даже восемь минут на всё про всё. Ну, погнали наши городских!
Лопатин на пару минут вышел как бы покурить, хотя сам разрешил дымить в комнате. А на самом деле он закрыл за собой дверь, вздохнул глубоко, так, что до самой души достало. Потом выдохнул, перекрестился и открыл дверь в «операционную» по спасению бесценных людских жизней.
Глава четырнадцатая
На борту «Ил-18» рейса триста седьмого не было никого, кто бы раньше не летал никогда. Поэтому с момента отрыва от полосы в Семипалатинске по курсу в Алма-Ату и до набора высоты в десять километров никто лишних ощущений не имел и все, наконец, успокоились после нервозной беготни из салона самолёта в зал ожидания четыре раза. Взлёт то разрешали, то снова отменяли, поскольку погода в столице состояла из бешеного ветра и очень плотного тумана. Но верили этому не все. Недоверчивые шустро сбегали в маленькую кабинку междугородней связи, отгороженную в углу зала двумя лакированными щитами с проходом возле стены, заказывали по три минутки связи с домом и выходили из кабинки с такими лицами, будто вместо телефона на трёх шурупах висело привидение, которое на пару секунд улетало в Алма-Ату и приносило обратно безрадостное известие от родственников.
— С женой говорил. — Докладывал гражданин в очень помятом пальто. За четыре часа ёрзанья по скамейке со спинкой, красиво сколоченной мастерами из брусков, он пальто и ухайдакал. Выглядел как вокзальный бродяжка. — Так жена говорит, что тишина в городе. Веточки под окном как нарисованные. Не колышутся. Нет даже ветерка, не то, чтоб урагана. И тумана нет.
— А подруга мне сказала, что вечером тепло и тихо, — пищала на пределе возможности голосовых связок молоденькая девочка. Студентка, наверное. — У неё за окном к раме градусник прибит. Так минус два всего. Улица под фонарями светлая и видно её почти до поворота. Километра два. Значит, говорит, туманом и не пахнет. На балконе у неё две простыни висят на верёвках. Так неподвижно висят, будто их гвоздями к воздуху прибили. Нет, значит, и ветра.
— Ну, то, что нам головы сказками страшными забили — это уже всем давно понятно. Нет там никакой нелётной погоды, — подвел итог теме Коля Журавлёв, доктор наук, который летел из родной Москвы, где встречал с друзьями новый год. — Значит что-то не так с самолётом. Но этого же нам сроду никто не скажет. Вот погода — другое дело. Природа сурова и местами буянит внезапно да неожиданно. Надо узнать точно. И выбить правду из командира корабля. Если откладывают вылет потому, что у них отремонтировать никак не выходит, то нам надо массовое заявление написать, чтобы дали исправную машину. Вон их сколько на площадке.
Перед взлётом из Семипалатинска мужики собрали делегацию из самых
— Самолёт в идеальном состоянии, — крикнул Батурин, механик. — Хоть на Марс лети!
— А про погоду в Алма-Ате вам расскажет руководитель полётов и всех диспетчеров, Заслуженный пилот страны и орденоносец Лопатин Александр Максимович, — Миша махнул рукой. — Трое, поднимитесь со мной в кабину. Всем не предлагаю. Не втиснетесь. Но три человека понять неправильно начальника Лопатина не смогут. Верно?
— Я три часа назад официально запретил вылет. Над полосой посадки туман и шквальный ветер, — сказал по радиоканалу начальник смены диспетчеров. Командир отключил наушники и голос Лопатина заполнил всю кабину из динамика. — В городе — то погода нормальная. Но аэродром находится за двадцать пять километров от центра Алма-Аты. В степи. Погодой здесь командуют горные ущелья, которые направлены на территорию порта. Так вот у нас пока штормовой ветер, который через два часа по прогнозам стихнет. Уйдет и туман. Пока будете лететь, а это почти три часа, всё стихнет и распогодится. Командир, пилот первого класса Шувалов, объявил мне, что принял самостоятельное решение — лететь. Можете ему довериться. Это ас! Это профессионал. А самолёт в самой лучшей технической форме.
— Через двадцать минут отправляемся, — Шувалов проводил делегацию до бетонки. — Всем расскажите, что слышали. И готовьтесь. Идите и всех вместе с вот этими двумя красавицами-стюардессами ведите в салон. Больше отменять не будут рейс. Взлетаем.
И, действительно, командир поднял огромную машину в звёздное небо красиво и легко. Через час бортпроводницы всех покормили, раздали газеты утренние и каждому пожелали приятного полёта. Каждому персонально. Все их поблагодарили и стали дремать. И вот только когда до посадки желанной оставалось полчаса, даже те пассажиры, которых работа посылала в важные командировки только по воздуху для ускорения деловых решений, даже они почувствовали и поняли, что творится нечто не просто необычное, а жутковатое.
— Сейчас прошу всех плотнее пристегнуть ремни, — сказал по радио командир. — Входим в зону повышенной турбулентности. Проще говоря — будет сильная болтанка. Воздушные ямы будут часто попадаться. Разная динамика и направление потоков воздуха. Разное давление. Тряска эта совершенно безопасна, хотя и неприятна. Но вы не переживайте. Всё будет хорошо.
— Странно, — шепнул бородатый мужчина соседке, которая увлечённо вчитывалась в умный, видимо, текст книжки «Преимущество системы школьного образования в СССР перед западными методиками». — Я вот минимум два раза в месяц летаю по всему Союзу. Я артист разговорного жанра. Одиночка. Стихи, рассказы великих людей читаю. Да… Отвлёкся. — Так вот, значит. В первый раз слышу, чтобы командир корабля рассказывал про турбулентность и уговаривал народ не бояться. Очень странно.
— Не попадались вам культурные, интеллигентные лётчики, — улыбнулась учительница Майя Аркадьевна Зимина.
Она договорить не успела. Внезапно огромная дрожащая ладонь неведомого небесного монстра стала поднимать самолёт вверх. Он поднимался ровно, быстро, не качаясь и не задирая нос. Его трясло так же как в очень сильном приступе судороги содрогают эпилептика. Весь корпус «ИЛ-18» скрипел, трещал, подчиняясь бессильно небу и, судя по силе треска, заглушившем шум пропеллеров, он должен был рассыпаться на мелкие кусочки. Многие глядели в иллюминаторы выпученными глазами и видели, что самолёт машет крыльями почти как птица.