Нечестивый

Лис Алекс

К моей груди на секунду словно приложили раскаленный металл. Я вскрикнул от боли и прижал руку к сердцу. Боль почти сразу прошла, как и в тот раз, с таблетками. Я отодвинул край пижаму и понял, что боль ощущалась в месте татуировки. Когда мать увидит, что у меня на груди набита эта клякса, точно выдерет ремнем.

— Хватит притворяться, — испуганно спросила медсестра, — я же легонько ударила.

Все обедающие отодвинули тарелки, с интересом наблюдали за нашей ссорой. Один старик даже взял котлету, намереваясь швырнут в нас. Но его сосед быстро вырвал

у него котлету и сразу же засунул себе в рот.

— Еще раз так сделаешь, уродливая сука, я вырежу твой язык и скормлю псам — вырвались слова из моего рта.

Губы словно сами шевелились, выплевывая оскорбление, даже голос изменился, стал гораздо ниже и клокотал от злости.

Медсестра отступила назад и заплакала, будто готовилась заранее. Что-то мягкое прилетело мне в спину и шлепнулось на пол. Все же кто-то бросил котлету.

— Нельзя так с девушкой, пацан, — прокричал высокий, с блестящей лысиной, мужчина, — сопли на бороде, а он язык распустил.

Медсестра вылетела из столовой, хлопнув дверью. На шум высунулась голова поварихи, макнувшей меня лицом в каша. Ее крупное лицо напряглось, щеки раздулись и она громко гаркнула, чтобы все закрыли рты. Мужчина швырнувший котлету, торопливо сел, остальные уткнули лица в тарелки. Я остался стоять посреди столовой, в палату возвращаться одному нельзя, а садиться обратно как-то неудобно. Мои сомнения разрешили два медбрата, быстро поваливших меня на пол. Один ощутимо ударил меня кулаком по спине.

— Еще раз Маринку тронешь, я с тебя шкуру спущу, — прошептал другой прямо мне в ухо, обдав запахов лука и вареного мяса.

— Не трогал ее никто, — прохрипел я, задыхаясь от боли, наверняка в печень попал.

— А это что? — сказал медбрат и задрал мне голову.

Медсестра стояла в дверях и вытирала слезы. Ее правая скула покраснела и подпухла. Заметив мой взгляд, она едва заметно улыбнулась.

Неужели, сама себя стукнула и побежала жаловаться, насколько же надо быть стервозной сукой.

Прилетел еще один удар и я закашлялся.

— А это за твою мамашу, — сказал, навалившейся сверху медбрат.

Вдвоем они отнесли меня в палату и привязали жгутами к койке. Спина болела после ударов, вдобавок жутко зачесался нос. Я отчего-то не ощущал никакой обиды, только пустое безразличие. Скользя взглядом по потолку, я наткнулся на здорово разросшийся комок черного мха. Когда мы уходили его точно не было, получается, что он вырос буквально за полчаса. Я не особо разбирался в ботанике, но растения не растут так быстро. Да и черт с ним, это не самое главное, сперва нужно выяснить, что аппарат четыре, как он связан с братьями и изюмом. Сыщики в сериалах обычно легко выстраивают гипотезы, но мне в голову абсолютно ничего не приходило.

Я попытался достать языком до носа, чтобы его почесать. Никогда не умел так делать, неудивительно, что и сейчас не вышло. Я попытался думать о важных вещах, вроде существа из снов или цели пребывания в том мире, но ощущение жуткой щекотки не оставляло. В отчаянии, я принялся щелкать пальцами.

Болото

После

десятка щелчков резкий холод пронесся по палате, и я оказался в небольшой комнате. Стоял все тот же стул, выхваченный слабым светом. Мальчик перебирал длинные волосы и что-то напевал. Тихий и тонкий голос проникал в мозг, выстуживаю все ощущения и чувства. Я попытался кашлянуть, что привлечь его внимание, но тело застыло, заколдованное мелодией. Появилось ощущение, что непотные слова из песни, высасываю из меня душу. Я понял, еще пара секунд и мне конец.

— Смертный, тебе стоит поторопиться, — прервался мальчик, — я устал ждать… Все ведь просто. Ищи костры и разноси тьму.

Он едва слышно просвистел новую мелодию. Прошло кратчайшее мгновение, прежде чем звук достиг уха, проник в мозг и разнесся по нейронам. Предыдущее наказание показалось мне ласковым щекотанием перышка. Усиленные в невыразимом масштабе тоска, отчаяние, страх слились в одно целое, непрерывно терзая сознание. Продлись пытка на миллисекунду дольше, я собственноручно разбил бы голову о пол.

Раздался щелчок и я рухнул в песок возле костра. Исступленно катаясь по мягкому песку, я пытался стереть все отголоски чудовищной мелодии. Я засмеялся, потом зарыдал, набрал полный рот песка и выплюнул. Ощущение сухих песчинок во рту отвлекло. Нужны новые ощущение, чтобы скорее забыть это. Я встал и засунул руку в костер. Пламя не жгло, но было горячим, как чуть остывший чай.

Он словно выплыл из стены. Я жадно впился глазами в высокую фигуру, затянутую в черное, ощупал взглядом каждую складочку. Вонзился взглядом в белое лицо и худую руку, обронившую на песок лист бумаги. Несомненно, это существо, что я видел, когда разбилось зеркало в больнице.

Похоже, что когда оно щелкает пальцами, то я переношусь сюда. Оно медленно втянулось обратно в песчаные глыбы стен. Я подползя на четвереньках, схватил бумажку.

«Ты подвел хозяина. Вернись назад»

Написано очень неразборчиво, будто чиркал маленький ребенок. Получается, я пошел не туда, пер вперед как бык.

Я схватил уже привычный меч и пошел назад. Жутко не хотелось возвращаться к скелетам, но существо на арене куда хуже. Обдумывая свои действия сейчас, я понял, что двигаюсь вперед, как заведенный, пойти назад и мысли не было.

Опять торчали огромные красноватые камни. Я осторожно приближался к повороту, судорожно сжав меч. Остановился, я попытался унять дрожь в коленях. Ну порубят тебя на кусочки, в конце концов, воскреснешь вновь. Я бы мялся куда дольше, но ветер едва слышно просвистел, оживляя воспоминания.

Заорав, я выскочил за угол, выставив вперед меч, но никого не увидел. Место где стоял скелет пустовало. Зато я увидел небольшой проход в стене. Два камня образовывали крупную щель, а снизу была подрыта земля. Будь я таким же толстым, как и месяц назад, то наверняка застрял бы. Получается, что скелет охранял именно это место.