Нечисть в деревне. Ведьма
Шрифт:
Выхлебав ее до дна, Гришка посмотрел на нас осмысленным взглядом. Голубые глазищи на покрытом пылью и паутиной лице смотрели обиженно.
— Кто ж знал, что эта зараза такая хлипкая… — выдохнул он и тут же перекрестился. — Я уж думал, конец мой пришел.
— Идиот, — с чувством отвесила я ему затрещину. — Такого борова, как ты, ни одна крыша не удержит, какого лешего ты туда полез?!
— Дак, труба же… — покаянно ответил парень. — Дырку вырезал бы…
— Вырезал? — ехидно поинтересовалась я. — На четыре трубы хватит.
Мы
— Я исправлю… — Гришка, похоже, проникся ситуацией. Участковый (чтоб его черти побрали, но в другой раз) тоже:
— У меня на заднем дворе, за участком, доски лежали, хотел шалаш для дров ставить, — не очень уверенно начал он, косясь на меня (видимо, боялся, что я его в очередной раз прогоню), — так может, возьмете? Мне не к спеху, а вам нужнее…
Выслушав горячие благодарности парня, Алексей Михайлович повернулся ко мне. Я мрачно ковырнула землю носком сапога.
— Я заплачу.
— Я вам бесплатно отдам, если улыбнетесь, Алиса Архиповна, — расплылся тот в ехидной выжидающей улыбке. Мое лицо стало еще кислее. Чувствуя себя старой брюзгой, я отвернулась и пошла в дом:
— Деньгами отдам.
В спину вздохнули. Вот ведь… Прилип, как банный лист. Будь я человеком, иного и не нужно — он ведь и в самом деле хороший. Честный, добрый, умный. Жить с таким одно удовольствие — уж он-то не станет распивать чекушки за сараем или крутить хвосты коровам. Человек, счастливый на своем месте и знающий, чего хочет — большая редкость.
Только вот я не была человеком и его ум мог выйти мне боком. Доброта тоже. Об упрямстве я и не говорю. На самом деле, это так легко — позволить себе… Сначала в мыслях, потом — в реальности. Поверить и расслабиться… Это слишком просто, особенно с ним. Но что потом? Он неизбежно обо всем узнает. Я ведь живу другой жизнью. Поначалу смирится (если сможет), затем начнет искать варианты, затем будет злиться. И вот уже хороший человек изменился. Стал нервным, недовольным, злым. Я знаю. Я пробовала. Оборотни, даже истинные, даже самые хорошие из нас (хотя как можно назвать хорошим того, кого постоянно тянет на человечину?) меняют людей. Словно медленный яд, мы убиваем в тех, кто находится слишком близко, любые чувства. Вероятно, это такой защитный механизм — от межвидового скрещивания.
За окном застучали молотки и я встряхнулась. Черт бы побрал этого участкового. Казалось бы, уехала в самую глушь, живи и радуйся, так нет же…
— Вам помочь? — не слишком воодушевленно предложила, выглянув на улицу. Мужчины отмахнулись. Выглянувшее солнце тут же начало припекать — в начале осени всегда так. Чуть тучка, сразу натягивай куртку, чуть солнце — раздевайся до трусов. Гришка и впрямь разделся — на солнце мышцы перекатывались, словно камни под кожей. Язвительно присвистнув, я крикнула:
— Ты бы еще парик снял, жарко же!
Послышался грохот и следом — ругательства.
— Вот я отсюда спущусь и покажу
— Сторожи! — и, уже работникам: — Парни, я к голове пошла!
Они нестройно отмахнулись — один убирал остатки прогнившей крыши, другой держал лестницу. Я страдальчески прикрыла глаза — участковый тоже решил раздеться. К фигуре претензий не было, но кожа под воротником форменной рубашки была нежная, белая. На спине обнаружилась парочка шрамов — две точки от пули и один длинный неровный — от ножа. А вы не зря хлеб едите да, Алексей Михайлович?
Что бы он сказал, если бы я дотронулась до этих шрамов?
У меня даже руки зачесались — я разозлилась еще больше. Нет. Нет и еще раз — нет. Пойду вон к голове… Его надо в порядок приводить.
Никита Алексеевич уже чувствовал себя гораздо лучше — я заметила на крыльце его грязные галоши, по двору бродили куры, сам он обнаружился в кухне за столом.
— Я смотрю, вам гораздо лучше? — недовольно спросила я, обнаружив на столе копченую колбасу.
— Не жалуюсь, — бодро ответил глава, приглашая меня к столу.
— Я жалуюсь, — я села за стол и категорически убрала в холодильник колбасу, масло и плюхнула перед ним мешочек с травами. — Давно загибались от боли? Хотите повторения? Строгая диета, Никита Алексеевич, ваше все!
— Да куда мне в шестьдесят лет диеты? — жалобливо возмутился он. — Алиса Архиповна, окститесь!
— Или так или я умываю руки, — твердо ответила я. — Никита Алексеевич, я вас с того света вытащила, не пускайте прахом. У вас сын только на ноги встает…
— Где он, кстати? — вздохнул он, отпивая глоток чая. Я въедливо заглянула в кружку, обнаружила там свои травки и удовлетворенно откинулась на спинку стула.
— Сарай ремонтирует…
Я провела у головы несколько часов — пока заваривались травы, убралась в доме, сунула нос в холодильник, составив список разрешенных продуктов. Голова тем временем отправился на улицу — топить баню. Я изредка кидала быстрые взгляды в окно — не надорвался бы, а то ведь только на ноги встал…
К вечеру ввалился Гришка — уже в куртке, потому что холод опустился внезапно, как это всегда бывает осенью. Чуть солнце пошло вниз, как его тепла стало катастрофически не хватать.
— Принимай работу, хозяйка! — гаркнул парень с порога. Я хмыкнула и отправилась принимать. В сумерках все выглядело вполне прилично — крыша, переложенная, укрепленная, укрытая поверху шифером (нашли в шалаше для садового инвентаря — я там ничего не разгребала, только сверху покопалась, так что можно и не то было найти), с торчащей сбоку неровной трубой, из которой валил дым.
— Теперь главное, чтобы дров хватило, — кашлянул участковый. Они оба были уставшие, грязные. Меня кольнула совесть.