Нечто чудесное

Макнот Джудит

Все это было так близко к правде, что голос Александры задрожал от унижения и гнева.

– Прекратите! Я вовсе не собираюсь делать ничего подобного. И кроме того, надменный вы ханжа, в вашем прощении я не нуждаюсь!

– Весьма глупо с вашей стороны, прелесть моя, – вкрадчиво промурлыкал Джордан, с силой отталкиваясь от камина. – В подобных случаях лучшее средство – нежность и приложенный к глазам платочек, и уж никак не оскорбления! Более того, сейчас ваша главная забота – попытаться смягчить мой нрав. Хорошо воспитанные леди, стремящиеся стать герцогинями, просто обязаны угождать любому герцогу, который еще не имел счастья жениться.

Ну а теперь, поскольку вы пока не можете переодеться или хотя бы всхлипнуть, почему не попробовать расписать, как сильно вам меня не хватало? Вы ведь тосковали по мне, верно? И, клянусь, очень сильно. Так сильно, что решили выйти замуж за Тони, потому… скажем, потому, что он похож на меня. Ведь все так и было? – издевательски усмехнулся он.

– Почему вы так ведете себя? – вскрикнула Александра.

Но Джордан, не позаботившись ответить, шагнул ближе, нависая над ней темным зловещим облаком.

– Через день-два я сообщу решение относительно вашей дальнейшей участи.

Гнев и смущение боролись в душе Александры, внося полнейший разброд в ее и без того смятенные мысли. Джордану Таунсенду никогда не было до нее дела, и он просто не имеет ни права, ни причин вести себя как лицемерный моралист и разъяренный муж!

– Но я не безмозглая неодушевленная вещь! – вскинулась она. – И вы не можете избавиться от меня, как от ненужной мебели.

– Неужели? Хотите проверить и убедиться? – процедил он.

Александра лихорадочно соображала, как усмирить его неразумный гнев и успокоить раненое самолюбие. Рассеянно проведя рукой по волосам, она с отчаянием пустила в ход последнее оружие – логику. В конце концов, именно она невинная и оскорбленная сторона, однако он явно сильнее и опаснее, поэтому необходимо найти способ урезонить его.

– Понимаю, что вы рассержены…

– Вы весьма наблюдательны, – злобно прошипел он. Однако Александра, стараясь игнорировать его саркастические реплики, настойчиво, негромко продолжала:

– И понимаю также, что сейчас нет смысла пытаться что-то доказать вам…

– Почему же, можете рискнуть, – вежливо разрешил он, хотя выражение глаз говорило обратное. Джордан выпрямился и угрожающе шагнул к ней.

Александра поспешно отступила.

– Не… не имеет смысла. Вы не станете меня слушать. Ярость гасит светильник разума…

Цитата из Ингерсолла застала Джордана врасплох, возвращая к мучительным воспоминаниям о смеющейся, очаровательной кудрявой девчонке, которая в зависимости от обстоятельств могла приводить любые изречения – от Будды до Иоанна Крестителя. К несчастью, это еще больше рассердило его, поскольку той девочки больше не существовало. Она превратилась в расчетливую, лживую интриганку. Он знал, что если бы Александра собиралась выйти замуж за Тони по любви, то, несомненно, призналась бы в этом. Поскольку же она промолчала, значит, очевидно, просто хотела оставаться герцогиней Хоторн.

«И поэтому попала в довольно сложное положение, – цинично думал Джордан. – Не может же она броситься мне на шею и проливать слезы, когда я едва спас ее от второго, незаконного замужества. Но Александра, конечно, побоится рисковать и не выпустит меня из дома, не предприняв первые из многих, весьма предсказуемых шагов к примирению, особенно если желает по-прежнему вращаться в обществе и пользоваться всеми привилегиями, подобающими жене герцога Хоторна. А для этого свет должен видеть, что она не утратила расположения мужа».

Да, за последние пятнадцать месяцев

она стала честолюбивой. И прекрасной. Ослепительно прекрасной женщиной, с блестящими волнистыми волосами, рассыпанными по плечам и поразительно контрастирующими с алебастрово-прозрачной кожей, сверкающими зеленовато-голубыми глазами и нежными розовыми губами. По сравнению с бесцветными блондинками, считавшимися в обществе признанными красавицами, Александра была неизмеримо более привлекательна.

Он испепелял ее жестким взглядом, убежденный в правоте своих оценок, и все-таки, несмотря на все свидетельства, не мог найти и малейшего следа хитрости и вероломства в искрившихся гневом глазах и раскрасневшемся рассерженном лице. Взбешенный собственным упорным нежеланием увидеть ее наконец в истинном свете и покончить со всеми иллюзиями, Джордан повернулся и направился к двери. Александра молча смотрела ему вслед, обуреваемая мириадами противоречивых эмоций, включающих одновременно бешенство, облегчение и тревогу. В дверях он остановился, и Алекс мгновенно сжалась.

– Я перееду сюда завтра. А пока прошу следовать моим приказам. Вы не должны нигде показываться с Тони.

Судя по голосу, в случае неповиновения ее ожидала ужасная кара. Но хотя Алекс и представить боялась, в чем она будет заключаться, тем более что ей совсем не хотелось выезжать и очутиться лицом к лицу с необходимостью терпеть последствия сегодняшнего скандала, ее все-таки задели его угрозы.

– Кроме того, вы не смеете покидать этот дом. Я достаточно ясно выразился?

Пытаясь скрыть страх и тревогу, Александра великолепно небрежным жестом отмахнулась, пожала плечами и объявила:

– Я бегло говорю на трех языках, ваша светлость. Один из них – английский.

– Вы, кажется, делаете мне замечание? – зловеще-вкрадчиво осведомился Джордан.

Мужество боролось в Александре со здравым смыслом, но ни то ни другое не взяло верх. Боясь броситься в атаку и не желая отступать, она постаралась усмирить его тоном взрослого, увещевающего неразумного капризного ребенка – У меня нет ни малейшего желания обсуждать что бы то ни было, пока вы в таком безрассудном настроении.

– Александра, – прогремел он, – если вы решили проверить, до какой крайности можете довести меня, знайте, что это и есть предел. В моем нынешнем «безрассудном настроении» ничто не даст мне большего удовлетворения, чем решение запереть эту дверь и в следующие десять минут сделать все, чтобы вы не могли сидеть по крайней мере неделю. Надеюсь, вы меня поняли?

Перспектива быть высеченной, словно непослушное дитя, окончательно лишила Александру с таким трудом обретенной уверенности и заставила почувствовать себя такой же неловкой и беспомощной в его присутствии, как полтора года назад. Она гордо вздернула подбородок, но ничего не ответила, только яркая краска унижения выступила на щеках и слезы обиды обожгли веки.

Пригвоздив ее к полу долгим взглядом и убедившись, что она достаточно запугана, Джордан решительно переступил порог и даже не подумал кивнуть на прощание.

Два года назад Александра не была знакома с правилами этикета, которым неуклонно следовали воспитанные леди и джентльмены, и не понимала, что Джордан оскорбляет ее, не утруждая себя поклоном, поцелуем руки или просто вежливым обращением. Стоит только вспомнить, как он даже не разрешил называть себя по имени!

Теперь же она с бешенством и как никогда ясно припомнила все эти оскорбления, прошлые и нынешние.