Нечто из Рютте
Шрифт:
– У тебя здесь пост или ты просто так здесь ошиваешься? – спросил Волков.
– Не ошиваюсь, господин, тут всегда был пост у склада.
– А казарма где?
– Этажом выше, где кухня, где людская.
– А где ж тогда покои госпожи?
– Так они еще выше. Туда можно либо через кухню, либо по стене через левую башню.
Волков пошел было вверх, но стражник его окликнул:
– Господин, через кухню к молодой госпоже вы не попадете, она ту дверь не отворяет.
– А как же к ней попасть?
– Так по стене. Она сама по стене к себе ходит.
Волков
Именно ангела. По-другому назвать это создание не получалось. Естественно, это была женщина, молодая женщина, и она оказалась прекрасна. Ее пшеничные волосы были идеально уложены в высокую прическу. Ее глаза цвета туч по-лисьи раскосы и смотрели на солдата то ли с вызовом, то ли с презрением. Черты лица молодой женщины выглядели безукоризненно. Она была невысока, и дорогой плащ скрывал ее плечи и фигуру, но Волков ни секунды не сомневался, что и телосложением она близка к совершенству. И тут она заговорила.
– Кто таков? – высокомерно спросил этот ангел ангельски чистым голосом.
И форма вопроса, и тон сразу все расставили на свои места. Таким тоном и такие вопросы задают господа своим холопам. Волков сразу понял, что перед ним дочь барона. Обычно холодный и спокойный солдат чуть замешкался с ответом и вместо фразы, которая могла бы их уровнять, вроде: «вам бы следовало знать, кто я» или «не думаю, что это вас касается» он, чуть не заикаясь, промямлил:
– Я коннетабль вашего батюшки.
– И что тебе здесь нужно, коннетабль батюшки? – язвительно произнесла красавица.
– Я хотел встретиться с вашей служанкой.
– Зачем? – В голосе девушки слышалась насмешка. – Тебе что, нужно кружева нашить или сделать укладку волос, как у меня?
– Нет, – смутился солдат. – Я хотел задать ей пару вопросов.
– Может, ты хочешь спросить, не станет ли она твоей женой? Так вряд ли такой дурень ей нужен. Она тебе откажет.
– А вам-то откуда знать? – вдруг с раздражением спросил Волков.
В ответ девица хмыкнула и спросила:
– А что с твоей рукой? Что за увечье?
– С кровати упал, – зачем-то ляпнул солдат и сам не мог понять зачем.
– Еще и хромаешь к тому же. Что ж ты думаешь, увечный да хромой может заинтересовать мою служанку? Или, может, ты богач?
Волков поймал себя на мысли, что он собирается сказать, что он не беден и что есть женщины, которых он мог бы заинтересовать и без денег, и что он хоть и хром и пока однорук, но еще многим мужам может преподнести урок, и еще кучу всякой дури, похожей на оправдание. Но вместо этого солдат вздохнул и сухо произнес:
– Мне нужно поговорить с вашей служанкой.
Она посмотрела на него даже не с насмешкой, а с презрением и сказала:
– Перебьешься, – и попыталась закрыть дверь.
– Нет, не перебьюсь, – начинал злиться солдат. Подставив ногу, он не дал запереть ей дверь. – Сейчас я пойду к барону, получу
Он уже взял себя в руки и говорил все это медленно и с расстановкой, глядя ей в глаза. Первое смятение прошло, и он уже полностью владел собой, хотя эта белокурая женщина его просто взбесила. Солдат продолжил:
– И даже если барон не даст мне согласия, я подкараулю вашу служанку либо во дворе, либо на стене и все равно с ней побеседую. Вам ясно?
Теперь красавица его уже не презирала, теперь она смотрела снизу вверх, исподлобья.
– Задай вопросы мне, если они пристойны, я тебе сама за нее отвечу.
Волков едва заметно кивнул и спросил:
– Ваша служанка из Ламбрии?
– Из тех мест.
– Она грамотна?
– Нет, – без запинки ответила молодая красавица, глядя ему прямо в глаза.
– У нее здесь есть родственники или земляки?
– Нет, она здесь одна.
У Волкова вопросов больше не было, вернее, их не было к госпоже, а служанке он задал бы еще десяток, и он произнес:
– Спасибо.
– Если у тебя будут еще вопросы и ты захочешь узнать на них ответы, пришли сначала своего холопа, чтобы получить разрешение на это, – холодно произнесла красавица.
Солдат не ответил, повернулся и пошел в свои покои. Он пытался не хромать и так дошел по стене до своей башни, закрыл дверь и перевел дух. Здесь по-прежнему воняло кошками, а его самого потрясывало. Давно, давно его никто так не выводил из себя, как эта… женщина. Надменная и заносчивая до хамства, каждым своим словом пытающаяся оскорбить, унизить.
Он зашел в свою комнату: тут было тепло, тут был Ёган, запах кошек почти не чувствовался, горел камин. Слуга принес большую кучу сухой соломы, накрыл ее рваной дерюгой, устроив себе добрую постель, и валялся, глядя в потолок. Солдат уселся на кровать, протянул ногу Ёгану, тот потянул сапог.
– А как народ относится к госпоже? – спросил Волков, из головы которого все не шел разговор с молодой женщиной.
– К госпоже-то? Хорошо. Она добрая, набожная, на праздники детям пряники дарит.
– Добрая, набожная?
Солдат понял, что они говорят о разных госпожах.
– Я имею в виду дочь барона, – сказал Волков.
– А, так вы про эту? Ну так что ж, барыня она.
– Барыня? – Солдат не понял смысла, вложенного Ёганом.
– Ага, барыня. Мы холопы, а она барыня. Она нас вроде и не видит, мы вроде есть, а вроде нас нет. Так же и мы к ней.
– Ничего я не понял, – сказал Волков, протягивая вторую ногу Ёгану. – Видит, не видит, любите вы ее?
– Ну а как тут объяснить? Вот, к примеру, барона все боятся, но уважают. Баронессу все любят, она и на лекаря денег может дать, и подарки на рождество дарит, а молодая госпожа… ну, даже не знаю. Вот как-то гнала она лошадь по деревне и сбила мальца десяти лет, тот в грязь кубарем, а она как ехала, так и ехала, даже не глянула.