Недалеко от Земли
Шрифт:
– директор базы в тяжелом состоянии отправлен вертолетом для оказания неотложной помощи;
– среди сотрудников базы погибших нет;
– эмиссар Комитета полковник Редфорд на задаваемые вопросы не отвечает;
– объекты последнего эксперимента – астронавты Вивьен Тараоки и Джек Клеменс – не обнаружены.
Да, пустота, заключенная в безукоризненном каменном пузыре, производила тягостное впечатление. Огрызок радиального коридора выходил точно в центре боковой полусферы, и отсюда, с самого края обрывавшейся в пропасть дорожки, не было видно практически ничего. Все терялось в темноте, свившей гнездо там, где раньше был яркий свет.
Во все еще звенящей после пережитого голове крохотного, по сравнению с титаном, сотворившим
9
Батюшкин вошел в президентский кабинет присущей только ему свободной походкой и, приняв, как должное, приглашение Ильина занять место одесную, отодвинул стул, уселся и безмятежно оглядел присутствующих. Что всегда нравилось в Монахе бывшему командиру экспертной команды ФСБ, так это спокойная независимость, природная внутренняя сила, соседствующая с какой-то неуловимой глубинной раскрепощенностью, и умение слушать. Вот и сейчас Батюшкин не задал ни единого вопроса, справедливо полагая, что ему и так все расскажут о причине столь поспешного вызова. Так и случилось.
– Рад видеть тебя, Аристарх, – сказал Ильин, искоса глянув на Солдата. – Надеюсь, ты в добром здравии?
Монах кивнул и вежливо улыбнулся, ожидая продолжения.
– В последние часы произошло несколько событий, – продолжил президент, – требующих объяснения. Пожалуй, лучше об этом поведает Олег, – он снова посмотрел на Солдата.
Медведев хмыкнул, прокашлялся и уложился в несколько предложений, упомянув и нежелание испытателей идти на контакт с Докучаевым, и побег из ИПФ Варчука с Клюевым. Свою речь он, натурально, закончил словами:
– При отборе последнее слово всегда оставалось за тобой. Вот и хотелось бы знать, чем ты руководствовался, внося в формуляр именно этих, и почему сейчас они не желают сотрудничать?
– Все просто, – Батюшкин пожал плечами. – В космосе, а особенно при возможной встрече с иной цивилизацией – мы ведь испытывали ПП и о Сфере не догадывались, так что такая вероятность совсем не исключалась – не место упертым спецназовцам, не ведающим сомнений в полученном приказе. Основной критерий – отсутствие агрессии. Поэтому и выбирались люди, для которых нравственные законы выше стремления любой ценой выполнить поставленную задачу. Отказники. У них уже случался подобный опыт. Но это еще не все. Они должны были иметь совершенно четкое понятие о дисциплине, обладать широким кругозором и желанием применить свои знания в рамках предложенных обстоятельств. Что же до неприятия сотрудничества, – он в упор посмотрел на Солдата, – то, если они уловили хоть тень возможности неэтичного использования их новых дарований, – в этом месте Ильин значительно поднял палец, – они не будут играть с вами на вашем поле. Я доступно объяснил?
– Вполне, – Медведев хмуро рассматривал собственные ногти. – Толстовцы, значит.
– Если при словах «отсутствие агрессии» перед тобой возникает образ тюфячка-непротивленца, живущего по принципу «дали по одной щеке, подставь другую», ты не прав, – терпеливо объяснил Монах. – Военные летчики в отличие от гражданских постоянно рискуют собой. Полеты на высоких скоростях, выполнение экстремальных боевых задач, кстати, не обязательно связанных с насилием и убийством, требуют предельной концентрации ума, внимания и точности действий. Ощущаешь разницу? – «Ну, еще бы, – Солдат вспомнил летящую скамейку, остановленную перед самым его носом. – Пр-р-рофессионалы!» – Это агрессия по отношению к самому себе. Испытание себя на пределе возможностей… В конце концов, Спаситель взошел на Голгофу, чтобы доказать всем свою правоту. Он подверг себя немыслимым страданиям, чтобы остальные могли понять и принять этот
– И как теперь прикажешь поступить? – Медведев саркастически скривился. – Скомандовать «отбой» и пустить все на самотек?
– В первую очередь дать им понять, что наши помыслы чисты, а деяния направлены только во благо.
– А интересы государства? – сухо поинтересовался Ильин.
– Они и должны служить этим целям, – эхом отозвался Монах.
Спутниковый телефон, лежащий на столе перед Солдатом, завибрировал. Контрразведчик с недовольным видом взял его в руку и, включив прием, стал слушать. По мере того, как менялось выражение его лица, можно было судить, что информация не из обнадеживающих. В конце сообщения губы его сжались в линию, глаза полузакрылись, он процедил: «Принял» и прервал связь. Установилась тишина. Впрочем, грозившую затянуться паузу прервал Ильин.
– Ну? – нетерпеливо спросил он.
– Двадцать минут назад сканеры военного спутника засекли мощный выброс энергии в отрогах Скалистых гор, – угрюмо сказал Солдат. – Там находится научный центр Комитета по контролю за космическими исследованиями. Насколько я знаю, именно туда наши коллеги увезли снятых с орбиты Клеменса и Тараоки.
– Вот как? – прозрачный взгляд президента стал холодным. – И что это может значить?
– Если исходить из последних событий в ИПФ, то, похоже, коллеги перегнули палку.
– Расценивайте это как предупреждение, – невозмутимость Монаха была непоколебима.
Ильин посмотрел на Батюшкина и, убедившись в том, что он отвлекся на какую-то мелочь, а Солдат явно ждет его подтверждения, едва заметно кивнул.
Джерри с интересом наблюдал, как диктофон ползет по столу. Он занимался этим уже целую четверть часа, гоняя маленький приборчик туда и обратно и размышляя о странностях судьбы. Не то, чтобы он испугался появления нежданного дара, просто он сделал соответствующие выводы. Как психолог.
Обнаружив в кармане куртки диск с медкартами испытателей и убедившись в том, что события последнего часа – не сон и не иллюзия, он немедленно залез обратно на койку, пристроил подушку вертикально, прислонив ее к стенке, чтобы удобнее было сидеть, и раскрыл ноутбук. Он любил работать с комфортом, развалившись в мягком кресле, и внизу, за столиком, ему совершенно не нравилось. Поерзав и угнездившись, наконец, так, как ему хотелось, он вошел в программу, и только тут выяснилось, что диск-то остался в кармане. Досада на себя – не самое лучшее чувство, но она не заставила себя ждать. Опять слезать вниз, чтобы восполнить обидный промах, очень не хотелось. Но, тем не менее, кляня собственную забывчивость, он все-таки свесил ноги с койки, и тут-то под рукой и образовался выпавший из памяти предмет.
Несколько секунд он тупо смотрел на него, лихорадочно соображая, в чем же, собственно, дело. То, что он не доставал его из куртки, не вызывало сомнений. Он лишь коснулся его и сейчас же отдернул руку, испугавшись того, что зыбкие реминисценции сиюминутного прошлого оказались вполне весомой явью. Как же он оказался здесь? Сильно смахивало на галлюцинацию. Но нет. Вот он – диск. Твердый, зримый, вещественный.
Джерри все же спрыгнул с койки, встал на колени и задумчиво стал нашаривать свою сумку под нижней кроватью, попутно пытаясь понять, что происходит. По всему выходило, что случившееся – результат его общения с доктором Тереховым. Расстегивая найденную сумку и доставая оттуда диктофон, чтобы зафиксировать свои наблюдения, Джерри, по своей неизбывной привычке, продолжал анализировать ситуацию. В том, что Терехов оказал на него воздействие, он почти не сомневался. Зачем? Он совершенно не помнил обратной дороги, да и вообще задуматься его заставил только обнаруженный в кармане диск. Какую цель преследовал русский доктор?