Недолюбленные дети. Записки психолога
Шрифт:
– Сегодня мама пришлет мне письмо?
– Не знаю.
А вскоре секретарь сообщает, что для Антонова есть письмо.
У взрослых по-прежнему не хватает на мальчика сил, терпения, времени. Иногда он грозит: «Вот придет моя мама и всем вам даст за меня!». Мама пока не все знает о сыне. Есть надежда, что ее любовь поможет нам вместе пережить и перерасти некоторые трудности.
Больше всего моего друга беспокоят три вещи.
– Когда мама меня заберет?
– У меня проблемы в учебе. Бедная Нина Геннадиевна учит-учит меня, бьется-бьется со мной, а я никак не могу научиться хорошо учиться… Что мне делать?
– Напишите
2. Лешка
Когда я шла работать в интернат, знакомые говорили, чтобы не вздумала усыновить какого-нибудь ребенка.
Раньше меня посещала такая мысль, но, когда я вошла в жизнь этого учреждения, точно поняла, что не смогу усыновить или удочерить ребенка. Не потому, что испугалась или дети такие сложные, или мое сердце стало жестче, – нет. Просто я осознала, что могу стать для этих детей другом, помощником, близким человеком, но не мамой.
И тем не менее есть мальчишка, для которого особенно хотелось бы найти семью. Спасение для него мне видится только в этом. Он будоражит мое сердце. Цельность его развивающейся личности пока сохраняется под натиском жизненных обстоятельств, и это дает надежду на возможность сберечь детскую душу. Чистую и ищущую любви.
Я вижу его почти каждый день и каждый раз думаю: «Какой ребенок, какая светлая, незамаранная душа!». В нем нет злости, нет корысти. Он еще не научился врать и оговаривать друзей. Он не грубит, не курит, не ворует. Он старается учиться, и ему это нравится, что редкость. Он помогает взрослым, на него можно положиться, ему можно доверять. Он чистый сосуд, и, если сейчас начать наполнять его благодарностью, заботой, он еще может стать счастливым и достойным человеком. Он очаровывает своей непосредственностью, открытостью, честностью и живостью. А кроме того, он очень симпатичный. Светлые волосы, огромные голубые глаза, милая улыбка, правильные черты лица. Он весь дышит радостью, от него исходят тишина и покой, рядом с ним хочется улыбаться и говорить о жизни что-то хорошее. Рядом с ним хочется быть.
Я вижу не внешнюю симпатичность, я чувствую его открытое сердце, неозлобленное, доброе.
«Какой Лешка красивый!» – говорю я себе, встречая его. Стало привычным видеть его красоту.
Как-то он оказался в моем кабинете – пытался разобраться с конструктором.
– Инна Сергеевна! Можете мне помочь?
– Конечно.
Детали не соединялись, и он пришел за помощью. В глазах горел интерес, он очень старался, был такой милый в этот момент, что слова сами вылетели:
– Лешка! Ты такой красивый мальчик!
…Он буквально остолбенел. Молча смотрел на меня огромными, удивленными глазами. Я даже испугалась. Он онемел, а я не могла понять, что с ним, что я не так сказала, сделала? Он спросил меня:
– Правда?
Тут остолбенела и потеряла дар речи я.
– Конечно правда! Разве тебе этого никто не говорил?!
– Нет. Никто. Никогда.
Господи! Я прижала его к себе. Наверное, мне нужно было спрятать лицо, чтоб он не увидел моих слез. Я каждый день видела его красоту, любовалась им, но ни разу не сказала ему об этом. Я признавала его достоинства как привычный факт, отмечаемый и принимаемый. Мне думалось,
У нас нет привычки говорить хорошее, оно кажется само собой разумеющимся, вот замечание сделать – другое дело… А ведь так важно говорить друг другу добрые слова! Они могут сотворить чудо.
3. Молитва
Я молиться точно не умею… Молитв не знаю… Так, сам молюсь…
Он сидел напротив меня, перебирал руками, спрятанными под столом. Пытался удержать взгляд на пальцах, выплясывающих нервную чечетку. Потом поднимал голову и всматривался в мои глаза так, будто бы там должен был появиться ответ на терзающий его вопрос.
– Заберет меня мама, как вы думаете?
Он мал, он даже не подросток. Скоро ему исполнится восемь лет. Из них пять лет он не живет, а пребывает в мучительном ожидании.
Эти пять лет наполненной и счастливой жизни, возможность их быть такими украла у него собственная мать, попав в места лишения свободы. Отняла кусок жизни у него и у себя – у них. Она в тюрьме, он тоже. Расписания дней у них одинаковые: сон, еда, прогулка, медицинский осмотр, уборка территории, свободное время, у нее работа, у него учеба. Два закрытых государственных учреждения – детское и взрослое. Первый вопрос – один на двоих: кто быстрее выйдет, станет свободным? Второй: будут ли они снова вместе?
Каково это – жить в постоянном ожидании, надеяться и страшно бояться?
Ему повезло, как он думает. Мама не забыла его, пишет письма ему и своей матери – его бабушке. А мальчик каждую минуту жаждет слышать голос мамы, мечтает, что она приедет за ним. Ведь она обещала.
Многие воспитатели хотели бы, чтобы он был усыновлен, – родители нашлись бы быстро. Но в школе знают, что мама настроена решительно и планирует сына забрать, только нужно время, нужно ждать. Ее мальчик растет прилежным, смышленым, активным – просто замечательным. Наверное, присутствие надежды дает ему силы выстаивать перед нехорошими интернатскими и жизненными соблазнами, да и устрашения от бабушки и других взрослых, с одной стороны, пугают: «мама себе плохого сына не заберет», а с другой стороны, дают стимул не «плохеть», учиться, трудиться не покладая рук. Иногда кажется, что он хочет научиться всему и сразу, что он готовится к неизвестному будущему и хочет быть застрахован от любой возможной неожиданности.
– Уборка? Я могу! – Дерево выкорчевать? Я справлюсь. – Уроки учить? Я готов. – В магазин идти? Деньги я считать умею. – На стол накрыть?.. Я все сделаю, мама!
Он авторитет в классе, на него можно положиться, ему доверяют, ему верят. Он отличный парень. Симпатяга во всех смыслах, пример для подражания и умиления. Да, такое бывает!
Что бы с ним ни происходило, он все переносит на маму и их совместную жизнь: что бы она сейчас сказала, как бы на него посмотрела, как бы себя повела?
Кажется, он всматривается в женщин и отыскивает самое важное, что должно быть у его мамы. Он собирает женский образ, строит новый мамин мир. Не помня деталей, запахов, цветов, неосознанно конструирует идеальный образ любимой мамы, но также подсознательно понимает, что рисунок складывается не вполне реальный. Время стирает образ мамы, а сохранение эмоционального портрета отнимает слишком много сил и энергии. Когда долгие годы не получаешь подпитки, живешь только надеждой, отдаешь, почти ничего не получая взамен, пустота и страх начинают заполнять все, влиять на мысли, настроение и действия.