Недостреленный (АИ)
Шрифт:
Некоторое время стояла гнетущая тишина, потом кто-то из вблизи стоящих горожан судорожно вздохнул, рядом прокашлялись, переступили с ноги на ногу, зашевелились, и вскоре послышался осторожный гул приглушенных голосов. Люди разошлись по сторонам, поодиночке или собираясь в кучки, насколько позволяли размеры подвала. Я отошел к краю помещения под узким маленьким окошком и присел на корточки, опираясь спиной на стенку из крупных кирпичей и ощущая ничем не объяснимую успокаивающую тяжесть оружия на поясе и в наплечной кобуре, ведь обыскать нас никто не удосужился. Хотя не отстреливаться же я собирался. Должны ведь опросить и выпустить, успокаивал я себя, вряд
С другой стороны, обнаружение при мне оружия, не положенного обычному красноармейцу, могло сослужить плохую службу. Неизвестно как будут вершить суд или расправу эти "кожаные". У них в поезде вроде бы даже свой ревтрибунал имеется. Расстреляют скопом всех подозрительных и классово чуждых за гибель вождя революции товарища Троцкого. Не кричать же мне у стенки "Да здравствует мировая революция", не поможет, да и не хочется. Я уже начал потихоньку озираться, выбирая места, куда мог бы незаметно припрятать наган и браунинг. Хотя ведь и кобуры лучше будет снять, а то смотреться они на мне будут неуместно, особенно бывшая офицерская портупея. Как же это проделать, не привлекая внимания? Мда, вот незадача…
Я поднялся, тем более ноги затекли с непривычки, и захотелось их размять. За входной дверью раздался приглушаемый толстыми досками шум громких голосов, топот множества ног по ступенькам, ведущим в подвал. Затем послышался шорох засова, и тяжёлая дверь, набирая скорость, распахнулась и ударилась о стену. В проёме и за ним толпились люди: два-три в кожаных куртках красноватого цвета, остальные кто в пиджаках, кто в гимнастёрках. Кого-то из них я узнал, довелось сталкиваться во время расследования заговора Носовича. Впереди всех стоял Червяков, председатель царицынской ЧК и рядом с ним молодой человек в потрёпанной студенческой тужурке с карандашом и тетрадкой.
— Кто тут заарестованные, подходи записываться! — зычно бросил Червяков в полутьму подвала. — Как зовут, кто такой. Потом вызывать будем по одному. Со всеми разберёмся!
Люди зашевелились, присевшие стали подниматься на ноги, а начальник ЧК, присмотревшись, заметил меня, стоявшего у стены:
— Эй, кто там?! Кузнецов, ты что ли? Чего тут делаешь?
— Я, товарищ Червяков, — отвечаю, подходя к двери.
— Ну, здорОво! Как сюда попал-то?… Ладно, выходи давай, снаружи поговорим, — прервав разговор, кивнул мне Червяков. — Этого не записывай, — сказал он парню с тетрадкой.
— Вы не можете выпускать его! — взвился один из рядом стоявших "кожаных". — Он может быть замешан в покушении на вождя революции товарища Троцкого! Мы как охрана товарища Троцкого должны не допустить избежания революционной кары возможными контрреволюционерами!
— Мы здесь ЧКа — и точка! — обрубил Червяков. — Сами разберёмся.
Человек из охраны замолчал, раздувая ноздри и зло сверкая глазами навыкате. Парень с тетрадкой посторонился, я протиснулся мимо него в тесном дверном проёме, выходя наружу, и остановился перед лестницей, ведущей наверх. Ответил на приветствия знакомых, пожал кому-то руку. Вскоре вышел и председатель ЧК, оставив несколько человек записывать задержанных.
— Что там у тебя приключилось-то, Кузнецов? — спросил Червяков, поднимаясь по лестнице.
— Ну как, очень просто, — невесело усмехнулся я, идя за ним. — Отвез хлеб в столицы, был ранен, задержался в Москве, вернулся, моего полка нет, и товарищ Ерман меня в новый полк определил. Полк пошёл
— Что ж ты ко мне по приезде не подошёл, — попенял Червяков. — У нас, понимаешь, людей грамотных не хватает, а ты…
— Да на Ермана наткнулся, не ругаться же с ним, — развёл я руками.
— В следующий раз, парень, решительней бывай, — шутливо постучал Червяков по моей голове, — и башкой думай, что полезнее для дела будет.
Мы с Червяковым и несколькими бойцами ЧК вышли из отдельного подвального входа во двор особняка. На постах вокруг здания стояли люди в поношенной солдатской форме или в гражданской одежде с винтовками в руках. Перед воротами толкались одетые в новые кожаные куртки десятка два человек, по-видимому, из поезда наркомвоенмора.
— Пошли, расскажешь, чего видел, — мотнул головой начальник ЧК в сторону парадного крыльца. Зайдя в особняк, свернули в ближайшую комнату, где вдоль стен находились обитые тканью диванчики и буфеты с застекленными дверцами, а в центре стоял чужеродно смотревшийся явно принесённый из другого места простой стол и несколько стульев. Председатель ЧК уселся на один из них, кивнув мне на другой.
Рассказ о покушении у меня не занял много времени. Уже основательно успокоившись, я смог припомнить, что стрелявший в Троцкого пробился в первые ряды ближе к концу митинга, и вроде, насколько я смог заметить, ни с кем не общался. Червяков сказал, чтобы я написал всё, что вспомнил, и подвинул стопку листов бумаги и письменный прибор. По привычке вместо перьевой ручки вытянув из стаканчика остро очинённый карандаш, я принялся записывать. Начальник ЧК, пока я заполнял листок, куда-то вышел. Потом он появился вскоре после того, как я закончил, так что ждал я его недолго. Взяв мои записи в руку, Червяков бегло их просмотрел и сказал:
— Давай, двигай в этот свой полк, собирай вещи и что там у тебя. Перевод твой оформим к нам в ЧК, с Ерманом я поговорю, приказ выпишут. Завтра утром в ЧК приходи, — с этими словами он пожал мне руку. — А мне тут с этими ещё разбираться, — Червяков устало мотнул головой куда-то в сторону подвала.
Я кивнул на прощанье головой и вышел из комнаты, но в просторной прихожей перед входными дверями остановился. Через окно, выходящее во двор, виднелись стоявшие посреди улицы "кожаные", похоже, не собиравшиеся уходить. Что-то мне не расхотелось идти по парадному крыльцу через главные ворота. Мало ли что сейчас стрельнёт им в голову, а затем кто-то стрельнёт и в меня. Оглядевшись, увидел уходящую вбок анфиладу комнат. Прошёл по ней, дошёл до бывшей столовой, из которой был выход на кухню, а из той к "чёрному" ходу. Прошёл мимо стоящего у задней двери постового с винтовкой, сказав ему на ходу "Я от товарища Червякова", вышел в палисадник, а из него на параллельную улицу, на которой никаких вооруженных людей не наблюдалось. Ну что ж, теперь можно и в расположение полка.
В полку нашёл Никанорова, весьма удивившегося и обрадовавшегося при виде меня:
— Здравствуй, здравствуй! Ты Кузнецов, не запамятовал я, верно? Поди ж ты, и выпускать наших начали? — Никаноров широко улыбнулся под густыми усами. — А то ж командир наш ужо и в штаб ходил, и к товарищу Ерману. Много наших бойцов похватали… — посерьезнел он.
Пришлось его разочаровать, что меня выпустил товарищ Червяков, предЧК, сам лично за меня поручившись. А остальные всё ещё заперты, и с ними ещё будут "разбираться". Никаноров снял кепку и огорчённо потёр лоб. Я же продолжил, чувствуя некоторую неловкость: