Недоступная девственница
Шрифт:
— Правда? Вот не знал, что он книжный червь!
— Это женская анатомия, и он изучает на живом объекте. После короткой паузы Вилли рассмеялся.
— Он нашел себе отличное занятие. Скажи ему, что я приношу извинения за вмешательство. Пока, Принцесса.
— Пока, Вилли-солнышко, — Модести положила трубку, обернулась к Пеннифезеру и сказала: — Слушай, Джайлз. На Вилли вышла девица Брунеля. Похоже, заваривается каша.
Пеннифезер прервал пальпирование ее бедренной мышцы.
— Что я тебе говорил, — сказал он с упреком. — Тебе следовало пристрелить того проклятого пигмея, раз уж представилась такая возможность.
Глава 7
Вот
Лиза пришла к выводу, что Голоса не в состоянии читать ее потаенные мысли и чувства, и это было удивительно, тем более что в последние дни она совершила страшное святотатство, почти что восстание против Голосов. Лежа в кровати в ночном сумраке, положив руку на грудь Вилли и уткнувшись носом ему в плечо, она вдруг испытала озноб, вспомнив о своем грехе.
Так или иначе, она была вынуждена признать себе: она нарушила все указания и страстно возжелала Вилли Гарвина. Это случилось в первую же ночь, когда они занимались любовью, и потрясло Лизу до глубины души, ибо она не подозревала, что такое возможно. Это было прекрасно до боли, так прекрасно, что она даже испугалась. Голоса не узнали об этом, иначе в ее голове постоянно звенели бы их холодные сердитые упреки.
Лиза прижалась щекой к груди Вилли, удивляясь своему непослушанию. Голоса безмолвствовали. Значит, они не подозревали о том, как она счастлива, как она жаждет Вилли. Но если она не выполнит их приказ, они все поймут, и тогда ей уже не будет покоя. А ведь настало время для решающего хода, после чего она должна была незаметно удалиться.
При мысли об этом ее захлестнула волна печали. Лиза чуть было мысленно не прикрикнула на себя. Она не права! Этот человек — Враг. Он воплощает собой Зло. Причем он потрясающе ловко спрятал от нее все плохое, что было в нем. Если бы не Голоса, если бы не Брунель, Лиза полюбила бы Вилли Гарвина всей душой и подумала бы, что он просто чудо. Но это означало бы своеволие, попытку думать самостоятельно, что само по себе уже было плохо. Ведь сама по себе она ничто. Ей лишь выпала великая честь стать орудием Голосов. Они обладали мудростью и знали, что хорошо, а что плохо. Они знали обо всем на свете… Нет, не обо всем. Лиза ухватилась за эту догадку, что само по себе было святотатством. Они не знали о ее святотатстве! Поэтому она могла притвориться, что Вилли воплощает собой все самое хорошее — именно так решила бы она, если бы ее не предупредили Брунель и Голоса. Это позволит ей еще немножко насладиться его обществом. Самую чуточку.
Но пора было сделать последний, решающий ход. Лиза содрогнулась при мысли о том, что это может означать, ибо уже успела убедиться, что убить этого Врага — трудно, а может, даже невозможно. Так или иначе, за те восемь дней, что она провела с ним, ей не представилось ни разу такой возможности. Она чувствовала, что, если попытается выбраться из кровати, он сразу же проснется.
Но что толку теперь думать об этом? Зачем пугать себя тем, что так и не случилось? Последний ход был прост,
Лиза зашевелилась, вытянула ногу так, что та коснулась ноги Вилли. Он тотчас же произнес голосом, в котором не было и намека на заспанность:
— Ты проснулась, Тина?
— Да. Извини. Я не хотела тебя будить.
— Все в порядке, — он притянул ее к себе. — Ас тобой все в порядке?
— Да, со мной все в порядке, — Лиза позволила голосу задрожать и перешла на шепот. — Извини меня, Вилли.
— За что? О чем ты говоришь?
— За то, что я тебя обманула. Я тебе говорила неправду. Я не Кристина, а Лиза. И я не из Швеции. И никакой аварии не было. Это все было подстроено нарочно…
— Серьезно? — Вилли скорее заинтригован, чем напуган. — Почему же ты подстроила аварию?
— Меня зовут Лиза Брунель.
Лиза почувствовала, как напряглись мускулы Вилли, и поспешно сказала:
— Прижми меня покрепче, Вилли. Мне трудно говорить все это. Я бы не сказала ничего, если бы не было темни и если бы ты не обнимал меня. — На ее глазах показались слезы — не фальшивые, а настоящие. Лиза уткнулась в плечо Вилли. Она не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Даже когда она оказывалась во власти Адриана Шанса и должна была по сценарию плакать от страха и боли, это все были не настоящие слезы.
— Ладно, не горюй, Лиза, — говорил между тем Вилли. — Это, конечно, сюрприз, но я же тебя не съем…
— Понимаю, — Лиза сделала попытку подавить рыдания. — Я и не думала, что ты меня съешь…
— Вот и умница. — Он вытер ей щеку краем простыни. — Ты меня всего намочила. Возьми себя в руки и успокойся.
Лиза несколько раз глубоко вздохнула, потом сказала:
— Я должна тебе признаться: я шпионю за тобой по приказу Брунеля.
— Но почему ты решила рассказать мне об этом?
— Потому что… Потому что у меня больше нет сил. Мне было с тобой так хорошо, Вилли. Так хорошо. — Лизе было просто сказать это. Заученные слова совпадали с тем, что она действительно чувствовала. — Я и не подозревала, что это может быть так прекрасно.
— Понятно… Что же поручил тебе узнать Брунель?
— Он в общем-то ничего не хотел узнать… Просто я должна была следить за тобой. — Лиза судорожно стиснула в объятиях Вилли. — Прости меня, пожалуйста…
— Не горюй, киса. Лучше объясни, почему ты должна была за мной следить.
— Чтобы узнать, не собираетесь ли вы с Модести что-то предпринять насчет проекта Новикова. Брунель, правда, не рассказывал мне подробности, но, по-моему, речь идет о каких-то координатах. Брунель считает, что Пеннифезер их запомнит. Мне было ведено проследить, так ли это на самом деле.
— Брунель напрасно тревожится, — усмехнулся Вилли. — Пеннифезер с трудом запомнил, как его зовут. Да и нам, признаться, нет дела до этого проекта. Ну, а как долго тебе было ведено вести наблюдение?
— Сначала он сказал, что я должна постараться как можно дольше продержаться в твоем доме и не вызвать у тебя подозрений. Я посылала телеграммы и ждала ответных. Притворялась, что мои родители куда-то уехали и вернутся не раньше чем через десять дней. Брунель говорил, что, если у меня получится доставлять тебе удовольствие, ты некоторое время будешь принимать все это за чистую монету.