Недосягаемый соблазн

Грей Р. С.

— Не могла уснуть.

Поэтому и притащила свою подушку и одеяло на диван?

— Полагаю, Брент чутко спит?

Она что-то неопределенно хмыкает и возвращается к чтению.

Я бросаю свою подушку на другой край дивана и иду на кухню. Если я планирую посидеть тут некоторое время, то мне нужно перекусить. Я включаю свет над шкафчиками, чтобы ни во что не врезаться, и провожу обыск кладовой, пока не нахожу коробку хлопьев. Делаю нам с Мэдди по порции, а затем несу их к дивану. Когда я начинаю садиться, Мэдди стонет от досады, потому

что ей приходится убрать ноги, чтобы я их не раздавил.

Вместо «спасибо» протягиваю ей миску.

— Я не голодна, — ледяным тоном отказывается она.

Хм.

Мэдди, которую я знал раньше, никогда бы не отказалась от миски хлопьев ночью.

Посмеявшись себе под нос, ставлю ее порцию на кофейный столик перед нами.

— Ты же знаешь, что тут полно места? — замечает она.

— Да мне и тут нормально, — говорю я, засовывая немного хлопьев в рот.

Мне это нравится. Кусачая Мэдди. Возможно, я продолжу провоцировать ее, чтобы узнать, как глубоко она готова вонзить в меня свои зубы.

В полной тишине Мэдди держит свой Kindle перед лицом, закрываясь от моего взгляда.

Я точно знаю, что она не понимает ни единого слова.

Как можно сосредоточиться в такой момент? Мне едва удается доносить ложку до рта, не обливая себя молоком. Мэдди так ко мне близко, что ее пальцы ног задевают мое бедро. Я чувствую запах шампуня, с которым она принимала душ перед сном. Я слежу за каждым ее движением, каким бы незначительным оно ни было.

Мы продолжаем сидеть рядом друг с другом в гробовой тишине. Время медленно ползет. Единственный звук в комнате — хруст хлопьев у меня во рту.

В итоге Мэдди не выдерживает, сбрасывает с себя плед и садится. Краем глаза я наблюдаю, как она тянется за своей миской. Мэдди в пижаме: свободной хлопковой майке и шортах. Стоит ей наклониться вперед, через вырез ее топа я замечаю больше, чем небольшой намек на обнаженную кожу.

Мое тело реагирует мгновенно, словно я только что увидел проблеск пресной воды, пробыв в пустыне несколько дней. Кровь устремляется на юг, а сердце в груди начинает учащенно колотиться.

Потом Мэдди откидывается на спинку дивана с миской и подтягивает ноги, используя колени в качестве импровизированного стола.

Я уставился на нее, и Мэдди замечает. Она поднимает на меня взгляд и сверлит, как бы спрашивая: «Что?».

Когда я просто улыбаюсь, она качает головой и отворачивается, сосредоточившись на своей еде.

— Зачем ты здесь? — спрашивает она. — Позлить меня?

— Я просто ем хлопья. Мне кажется, ты придаешь этому слишком большое значение.

— Я попросила тебя держаться от меня подальше.

Я пожимаю плечами.

— Ну, так бы и было, если бы ты осталась в своей комнате с Брентом.

Это заставляет ее замолчать.

— Ты же знаешь, что можешь уйти обратно в свою комнату в любое время, когда захочешь? — язвлю я.

Она расправляет плечи и продолжает есть.

Если я правильно понимаю, ей не хочется возвращаться в комнату.

Проблемы в раю?

— Поссорились с Брентом?

— Нет, конечно. Мы не ссоримся.

—

Никогда?

— Нет. Он милый.

— А как насчет постели?

Мэдди давится хлопьями, и мне приходится похлопать ее по спине, дабы убедиться, что она не умрет у меня на руках. Откашлявшись, она восстанавливает дыхание, а затем снова пристально смотрит на меня.

— Это не твое дело.

Я смеюсь.

— Раньше мы постоянно это обсуждали. У нас не было запретных тем, или ты забыла?

— Теперь я выросла, — надменно парирует она.

— Крошка Мэдди Лейн уже такая взрослая, что больше не поцелует и не расскажет.

Моя насмешка раздражает ее. Мэдди со звоном опускает ложку обратно в миску и поворачивается ко мне лицом.

— Если тебе так важно знать, Брент в курсе, что мне нравится в постели.

— О, правда?

— Он не робкий, так что никакой возни и боязни выразить свои желания.

Я хмыкаю, на что она прищуривает глаза.

— Ты мне не веришь?

Я пожимаю плечами.

— Я этого не говорил.

— Это написано на твоем самодовольном лице!

Я продолжаю жевать хлопья.

— Приятно видеть, что ты ничуть не изменился. Такой же самонадеянный, а может быть, даже больше.

Я встречаюсь с ней взглядом.

— Раньше тебе это нравилось.

— Вкусы меняются.

С тех пор, как я уехал, в моей душе таилась одна мысль. Сожаление, если быть точнее. Я постоянно задавался вопросом, не сильно ли я надавил на Мэдди, желая, чтобы она раскрыла свои истинные чувства ко мне? Тогда я принял ее слова за чистую монету, впитал их и поверил, что сказанное было правдой. У нее было предостаточно возможностей поделиться и рассказать о своих чувствах… если они у нее были. Итак, я убедил себя, что неинтересен ей, и это одна из причин моего переезда в Нью-Йорк. Мне пришлось увеличить дистанцию между нами, чтобы я мог попытаться двигаться дальше.

Но даже сейчас меня угнетает мысль, а не удалось ли ей просто хорошо скрыть правду? Совсем как мне?

Ведь я тоже никогда не говорил ей о симпатии.

Может быть, мы оба были лжецами?

Я мог бы проверить свою теорию прямо сейчас. Она сидит совсем одна со мной практически в темноте. Я мог бы поставить наши миски на кофейный столик, наклониться над ней, толкнуть ее на диван и посмотреть на ее реакцию.

Я мог бы соблазнить Мэдди так, как представлял себе тысячу раз. Скользнув вверх по ее майке, моя ладонь накрыла бы ее кожу… Я мог бы сделать ей приятно.

Я хочу ее сейчас так же сильно, как и всегда.

Желание обладать ею разгорается во мне, как лесной пожар.

Мне до безумия трудно усидеть на месте и держать свои руки при себе, будучи всего в нескольких дюймах от нее.

— Думаю, мне действительно следует вернуться к Бренту, — сообщает Мэдди, вставая, чтобы отнести свою миску на кухню.

Я тоже поднимаюсь и иду за ней, позволяя своему взгляду задержаться на ее длинных ногах, пока не добираюсь до края ее шорт. Когда она кладет свою миску в раковину, я приобнимаю Мэдди, чтобы сделать то же самое. Стоит моей руке коснуться ее талии, Мэдди замирает и втягивает воздух.