Недотрога
Шрифт:
Ее руки должны были держаться за что-нибудь, и она обнаружила, что обнимает его за талию. Его твердый торс давал надежное укрытие ее нежной груди, словно вбирая ее в себя. Она буквально расцветала под прикосновениями этого человека. Его язык танцевал у нее во рту. Она таяла, сотрясалась от неконтролируемой дрожи.
Он отодвинулся, взглянул на нее сверху вниз. Алиса с трудом выдержала его взгляд. Она словно опьянела, не в силах двигаться, думать, с трудом держа глаза открытыми.
Налетел порыв свежего ветра. Ей словно плеснули в лицо холодной водой. Она резко дернулась, и Данте,
Алиса глядела ему в лицо, желая быть спокойной и надменной, хотя все в ней тянулось к нему, умоляя о других поцелуях.
— Не понимаю, что здесь происходит…
Он нахально ухмыльнулся ей в лицо.
— Могу еще раз показать, если не понимаешь.
Алиса отступила за спинку кресла, сжала ее.
Топ опять соскользнул с плеча.
— Больше такого не повторится. То, что по воле обстоятельств я здесь, что ты накупил мне одежды, не значит, что я доступна для сексуальных посягательств. Меня это не интересует, слышишь? И я не дам себя использовать лишь потому, что это… легко и удобно.
Данте смотрел на нее. Два ярких пятна горели на ее щеках, рот манил, как сочный, спелый фрукт. Волосы рассыпались, локоны падали на лицо и шею. Легкости и удобства он не ощущал. Он весь горел, больше всего желая притянуть ее обратно в свои объятия, утолить томящую его жажду. Черт.
Данте не сомневался, что окажется в постели с Алисой Паркер. Она здесь, на месяц она рядом с ним. Масса времени. Со всем тем жаром, которым они оба пышут, она не продержится и недели.
Поэтому он улыбнулся, стараясь не замечать яростную пульсацию в брюках.
— Прости, пожалуйста. Конечно, я сделаю все, как тебе угодно.
Алиса подозрительно взглянула на него. Как ей угодно? Вряд ли. Уж он наверняка поступит, как захочется ему. Шелк терся о грудь, и она поборола желание посмотреть, не слишком ли торчат соски. Надо выбираться отсюда. Как можно скорей.
— День был длинным, я хочу лечь.
Данте, кивнув, пожелал ей спокойной ночи и проводил взглядом. Сейчас, когда она повернулась спиной, лицо его так переменилось, что, взгляни она на него, убежала бы без оглядки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В следующие два дня вилла из оазиса тишины преобразилась в кипящий улей. Привозили продукты, появлялась дополнительно нанятая прислуга, садовники и охрана готовили дом к прибытию VIP-персон. Алиса бродила между ними, радуясь отсутствию Данте. Вероятно, он засел в офисе, готовя нужные документы. Отскочив в сторону от двух мужчин, тащивших громадную композицию из экзотических голубых цветов, она с любопытством последовала за ними. До сих пор она боялась особо разгуливать по дому, но сейчас решилась. Оказавшись в просторной столовой, Алиса задохнулась от восторга. Голубые стены и полоток из зеркального стекла. Эффект создавался непередаваемый. Ничего подобного она в жизни не видела.
Мужчины остановились, опустили свою ношу у громадного стола и выжидающе посмотрели на нее. Один что-то сказал.
Алиса недоуменно взглянула на них.
— Прошу прощения… я не говорю по-итальянски. Не хотите обратиться к экономке?
— Они думают, что ты хозяйка виллы, и хотят узнать, куда
Воздух моментально вышел у Алисы из легких. Сегодня она видела Данте впервые после его отъезда. И впервые он оделся не напоказ, в джинсы и рубашку. Она обернулась к мужчинам, попыталась улыбнуться.
— Нет, нет, — жестами попробовала она показать, что они не муж и жена, лишь рассмешив обоих… троих мужчин. Данте произнес несколько быстрых слов, грузчики поставили цветы посередине стола и вышли, качая головами и продолжая смеяться.
Алиса скрестила руки на груди, вновь ограждая себя ледяной стеной.
— У вас считается нормальным смеяться над иностранцами?
Он удивил ее, взяв за руку. Рука его была большой и теплой, грозя растопить, опрокинуть воздвигнутую преграду. Вовремя сработала защитная реакция: он лишь изменил тактику, незаметно приучая ее к своим прикосновениям, чтобы, когда явятся другие…
Данте указал на потолок.
— Эти панели тут с середины шестнадцатого века — венецианское стекло, и стены имеют такой необычный цвет, потому что тоже относятся к тому времени.
— Повезло тебе вырасти среди такой красоты и богатства.
Его лицо окаменело.
— Ты все ссылаешься на среду, в которой я вырос… Вероятно, не слишком ты усердно собирала информацию обо мне.
— О чем ты?
Он обвел глазами комнату, хрипло хмыкнул.
— Эта вилла — не мое фамильное гнездо, я ее купил три года назад. Остальные мои дома — тоже недавние приобретения. — Его губы сжались, словно он пытался остановить себя. О внутренней борьбе можно было судить по жесткому блеску глаз и жилке, вздувшейся на виске. — Как ни приятно тебе думать иначе, но я вырос не тут. Вначале моим домом были улицы Неаполя, где надо сражаться за место под солнцем. Так что не стоит попрекать меня тепличным детством.
Алисе хотелось проглотить свои слова обратно.
— Извини, Данте, я не знала.
— Нет, потому что такая же, как все, — готова пристроиться к уже имеющемуся богатству. Какая разница, откуда оно взялось?
— Это нечестно. Мне не все равно, откуда твои деньги. Я никогда бы не пришла к тебе, если б видела другой выход.
— Ага, и в результате ты тут. Ладно, мне надо работать.
Данте вышел из дома, втянул в легкие свежий воздух. Что за чертовщина с ним такая? С чего он вдруг начал выворачиваться перед ней наизнанку? Почему предположение, что он родился с серебряной ложкой во рту, так его разозлило? Ему плевать, что говорят люди.
Он обернулся к вилле лицом. Он справится с этим, справится с ней. Разве могут его задеть слова какой-то мелкой, интриганки? Она годится лишь затем, чтобы согревать его постель. И можно поклясться, это произойдет очень скоро.
Алисе передали записку. Она развернула листок. Вид крупного решительного почерка мигом воскресил в памяти смуглое красивое лицо.
Я уехал в Милан закончить последние приготовления. Вернусь к вечеру. Утром появится мой помощник Алекс, встретит гостей. Все, что требуется от тебя, — быть готовой к семи вечера. Встречаемся в твоей комнате. Оденься поприличнее. Данте.