Недоумок
Шрифт:
Все существо Ольги было пронизано одержимой и удушающей любовью к мужу. Хоть она и говорила, что за годы, прожитые вместе, «они срослись душами», это было не так. Она стала безраздельной обладательницей его существа, но не души и не фамилии. Тут она не решилась испортить себе карьеру, осталась с девичьей, хватит одного поручика в семье, даже сын носил ее фамилию. К темным потайным кладовкам души Голицына она так и не подобрала ключей. Ее это раздражало и беспокоило.
Когда собирались редкие гости, Ольга Леонидовна всегда показывала пачки фотографий, на них она юная, пышнотелая, высокая, с длинной светлой косой, аккуратно уложенной венцом вокруг головы, — настоящая русская красавица. Голицын фотографироваться не любил, он на этих глянцевых черно-белых снимках выглядел грустным, а в выходном костюме, — почти как актер в роли дореволюционного аристократа, на других карточках
В молодости у нее было много кавалеров, но она выбрала А. С., он за ней даже не ухаживал, это она сумела его к себе прилепить. Расчета у нее никакого не было, ведь Голицын был беден и со странным прошлым. Родители Ольги были ее выбором не довольны, считали, что дочь совершила ошибку и предательство. Сколько раз ее отец прорабатывал, кричал, говорил, что она позорит семью и должна выйти замуж за военного, чтобы продолжить их династию. Отец даже жениха ей хорошего подобрал, красавец, кадровик, а если ему подсобить окончить Военную Академию, то светила хорошая карьера. Но Ольга уперлась и железно стояла на своем!
Прожили они вместе с Голицыным больше двадцати лет. Всем казалось — счастливо. Но никто не догадывался, что у Ольги Леонидовны где-то глубоко в душе жил страх, оттого что она до конца не знала своего мужа. Чуяла она, что есть у него какая-то тайна, охраняет он ее за семью замками. Почему-то подсознательно она связывала эту тайну с его матерью, и когда та умерла, Ольга облегченно вздохнула. Но прошло несколько лет, и беспокойство опять вернулось, особенно с последними событиями в стране.
И еще, единственный раз в жизни Ольга Леонидовна испытала чувство жгучей ненависти. Это была женщина. Дело могло дойти до крайних мер, но помог партком. Голицын вел курс в ГИТИСе, и студенты его боготворили, а одна из них, молодая из провинции девушка, сильно в него влюбилась. Она писала ему письма, он отвечал, эта переписка как бы случайно попала в руки Ольги Леонидовны. Она сразу поняла, что Голицын тоже влюблен. В письмах было много стихов, романтики и заумных мыслей, в общем, весь бред, который вскружил голову уже немолодому мужчине. Самое неприятное, а это стало известно О. Л., что мать Голицына эту влюбленную пару опекает. Встречаются они раз в неделю у нее на квартире. Ольга Леонидовна о том, что ей все известно, вида не подала, ночью скрипела зубами от вынашиваемой мести, в результате сделала все как нужно, друзья помогли — девушку из института исключили, из общежития ей пришлось съехать, и она укатила в свой Омск. Голицын понял не сразу, что произошло, а гораздо позже, когда его мать раскрыла ему глаза на эту историю. Он страдал, но время лечит, сердечная рана зарубцевалась, и его семейная жизнь потекла в прежнем русле.
Александра Сергеевича ценили на телевидении, а потому хорошо платили, у него были творческие планы, некоторые наброски в тетрадке, вот о них он и хотел пойти поговорить с завотделом. Если бы для задуманного было дано «добро», то он смог бы на год уехать на Байкал, с рабочей группой, с которой он не только сработался, но, пожалуй, как-то сросся за эти годы. В командировках они могли подолгу молчать или часами до хрипоты спорить о правильно отобранном кадре. До смысла жизни их споры не доходили, это было ни к чему, все и так ясно. Голицын, почему-то был уверен, что начальство с удовольствием согласится на его предложение. Пока он своими планами ни с кем не делился, тем более с женой, чтобы ее не расстраивать, хотя он заранее знал, что она все равно первая узнает о его заявке от начальства и неприятных разговоров дома не избежать.
Сегодня он ехал на работу в приподнятом настроении, на три часа его вызвал начальник, сказал, что хочет поговорить с ним о проекте. Неужели получится? Утренний вагон метро набит до отказа, люди — те, кто сидит, — все спят, те, кто стоит, — в дреме. Грохот колес и усталость от вечного недосыпа ввергал народ в летаргический сон. Голицын этому не поддавался, сам с собой боролся, читал книжки и газеты. «Надо бы набросать некоторые мысли, перед тем как говорить с завотделом», — подумал он. Но ему не повезло, в вагоне от единственного свободного места на скамейке его грубо отпихнули, всю дорогу Голицын простоял, поэтому не мог достать из портфеля тетрадку. Ему очень хотелось
— Проходи, Александр Сергеевич, садись, — радушно приветствовал его начальник. — Ну, как живем? Как семья?
Все это были банальные и ничего не значащие вопросы, такие же ответы. Голицын знал, что пройдет пять минут, его начальник запрет дверь на ключ, достанет из глубины книжного шкафа любимый коньяк «Плиска» и предложит ему выпить. Вот тогда и начнется серьезный разговор.
Телефон звонил непрерывно, начальник трубку не брал, на столе появились бутерброды, и янтарная жидкость разлилась по стаканам. Голицын терпеливо ждал.
— Слушай, поручик, мы ведь давно знакомы? Я тут вспоминал, когда с твоей заявкой знакомился, как мы вместе в командировках еще в начале семидесятых бывали. А помнишь ГДР? Какой мы там приз отхватили, потом в гостинице его обмыли так, что немчура долго нас вспоминала. Да-а-а… — Наступила неловкая пауза, начальник закурил, хлебнул коньяка, куснул бутерброд, рука потянулась за бутылкой, Александр Сергеевич молча слушал и не пил. — Понимаешь, я даже не знаю, как тебе сказать, ты ведь знаешь, что у нас теперь демократия (и он нецензурно выругался), а там наверху с нас тоже требуют. Короче! Как профессионала со стажем и грамотного человека, решили тебя выдвинуть на особый проект.
Голицын вдруг осознал, что все пропало. Отказали. Байкала не будет.
— В Париж тебя посылают, будешь снимать эмиграцию! Честно тебе скажу, что завидую тебе не белой завистью, а черной. Давай выпьем за это. Сценарий этого документального сериала уже почти написан, в основе — книга известного журналиста, он там долго в ЮНЕСКО служил, с эмиграцией встречался, ну а ты как гениальный режиссер все это обмозгуешь — и полный вперед. Конечно, дадим тебе опытного оператора и… переводчика, кстати, он же куратор проекта. Ты ведь по-французски не говоришь? А о своем Байкале ты пока забудь, он от тебя не убежит…
«Может, это все провокация? — мелькнуло в голове у Голицына. — Им стало известно о моем отце, а что еще хуже, о встрече с русскими эмигрантами. Все уже донесли. Наверняка следили и за ними, и за мной, книжки из помойки вытащили…» Александр Сергеевич очень испугался, сильно побледнел, но взял себя в руки и слабым голосом произнес:
— Как же так? Уже все за меня решили и меня не спросили? Я не справлюсь с возложенной на меня задачей. Считаю своим долгом честно отказаться.
— Э, нет, этот номер не пройдет! «Твой меч, моя голова с плеч»— так, кажется, гласит пословица. Неужели ты забыл, что у нас в стране кадры решают все? Вот одни кадровики и решили за других, а такой кадр, как ты, самый подходящий на эту работу. Ты ведь не подведешь старого друга? Что ты хочешь, чтобы меня сократили за профнепригодность? Сейчас это быстро делается и с большим удовольствием. Так что жду от тебя немедленного согласия, вот и договор уже готов. Открою тебе секрет… — начальник при этих словах снизил голос до шепота и почему-то оглянулся на дверь: — это заказ политический, решалось все на государственном уровне.
Бред. Все сошли с ума! Что скажет Ольга? Она меня прибьет или сделает так, что меня вызовут куда надо, а с ними шутки плохи. Нет, хочу на Байкал, хочу просто убежать, все забыть, замереть и ни о чем не думать. И тут он услышал голос своего собеседника:
— С твоей супругой уже беседовали, куда надо вызывали, она дала на тебя самую положительную характеристику. Так что не подведи трудовой коллектив. Мне разрешаю привезти в качестве сувенира галстук с Эйфелевой башней.
Александр Сергеевич вышел из кабинета совершенно раздавленным. Мысли в голове путались и никак не могли выстроиться в логическую цепочку. Ему все мерещилось, что это какой-то заговор или особый хитрый ход, чтобы его выжить с телевидения. Нужно немедленно с кем-нибудь поговорить. Но с кем? Партком самораспустился, один кагэбэшник, которого все на телевидении знали, сгинул в неизвестном направлении, другой устроился в частную структуру. А Ольга все знала и молчала? Нет, не хочу я ехать в Париж! Что мне до парижских красот? Да и зачем себя разбазаривать на глупые темы об эмиграции. Кому это нужно? Все в прошлом, а история сама рассудит. Хотелось убежать, скрыться куда-нибудь подальше, отсидеться и переждать тяжелые времена.