Нефертари. Царица египетская
Шрифт:
— Люби ты Рамсеса по-настоящему, — добавила Хенуттауи, — не просила бы сделать тебя главной женой. Из-за тебя его трон в опасности.
Уосерит положила ладонь мне на руку. Рамсес вряд ли появится за столом, и мы обе встали.
— Господин Анемро, Пасер, благодарю вас за приятный вечер, — сказала Уосерит.
Мы спустились с помоста. Уосерит прошептала:
— Значит, после того, как Рамсес разделил ложе с Исет, он пришел в твои покои. Он и в самом деле просил тебя что-то перевести?
—
— Кроме того, он послал тебя раздавать зерно. Если бы Рамсеса интересовало только твое знание языков, он назначил бы тебя писцом! Есть только одна причина отправить царскую дочь в Нехеб — делать работу, которую обычно поручают воинам.
Мне показалось, что кто-то отпустил веревки и узел, стянувший все у меня внутри, ослаб.
— А кто такой Ашаи?
Мы миновали двери, и, прежде чем Уосерит успела мне ответить, нас окликнул Рамсес:
— Нефертари! Куда ты?
— Она искала тебя, хотела рассказать про дела в Нехебе, — поспешила ответить Уосерит.
Рамсес смотрел мне в глаза.
— Беспорядков не было?
— Нет. Аша и его отец такого не допустят.
— А как люди?
— Очень радовались зерну. Некоторые даже меня благодарили.
Рамсес вздохнул, и по глазам его я увидела, что он испытал сильное облегчение.
— Хорошо. — Он обнял меня за плечи и повторил: — Хорошо!
В свете масляных ламп обрамлявший его лицо немес походил на золотую львиную гриву.
— Весьма мудро — послать Нефертари в Нехеб, — похвалила Уосерит. — Расскажи, чем вы занимались в тронном зале.
Рамсес огляделся, потом взял меня за руку и повел подальше от любопытных ушей стражников. В уединенном уголке мы с Уосерит придвинулись к нему.
— Зодчий моего отца Пенра нашел решение.
Уосерит нахмурилась:
— За один день? Земледельцы мучаются уже столько лет…
— А вот в Ассирии и Вавилоне не мучаются. И в Амарне не мучились.
На этот раз Уосерит сама настороженно оглянулась на стражников.
— Почему же в Амарне они не мучились?
Амарну построили царица Нефертити и ее супруг. После ее смерти город пришел в запустение, а когда Хоремхеб сделался фараоном, он разрушал здания в Амарне и камни оттуда шли для строительства в Фивах. Поговаривали, что от построек Эхнатона и Нефертити ничего не осталось.
Рамсес понизил голос.
— Наверняка кто-то в Амарне знал, как поднимать воду из Нила, даже если нет разлива. Вы подумайте, ведь Еретик принимал в Амарне людей из всех стран. Может, хетты и принесли чуму, зато ассирийцы принесли знания. Пасер просмотрел старые летописи: при Еретике самое великое празднество состоялось в год засухи. На следующий год, когда правила Нефертити, хранилища Мерира, верховного жреца, ломились от зерна. Наверное,
— Даже если они помогли, — рассудительно заметила Уосерит, — от Амарны ничего не осталось. Город почти весь занесен песками, а что осталось — разрушено и разграблено.
— Кроме гробниц. — Рамсес широко улыбнулся. — В детстве Пенра помогал отцу возводить гробницу Мерира в горах к северу от Амарны. И он отлично помнит, как его отец изобразил привязанную к шесту корзину — приспособление, с помощью которого поднимали воду из Нила. Пенра никогда раньше такого не видел, а отец объяснил ему, что благодаря этому изобретению Мерира стал самым богатым жрецом в Египте.
— Рамсес, — произнесла Уосерит тем же тоном, каким говорила со мной моя няня, — до посева осталось лишь два месяца. Возлагать все надежды на неведомый рисунок, который помнит зодчий, если он правильно помнит…
— Разумеется, мы продолжим искать решение! Но все же это лучше, чем ничего!
— А что он намерен делать? — спросила я. — Отправиться в гробницу Мерира в Амарне?
— Да, — ответил Рамсес. — Я дал ему дозволение.
Я удивленно прикрыла рот рукой, а Уосерит даже отступила.
— Да ведь гробницу не достроили! — воскликнул Рамсес. — Мы не нарушим покой Мерира, не оскорбим его акху. Когда Нефертити вернулась в Фивы, гробницу просто забросили. Если Пенра найдет рисунок…
— Если… — шепотом повторила Уосерит, и Рамсес поднял ладони.
— Ты права, уверенности у нас нет, однако попытаться следует. Амарна ближе, чем Ассирия.
— А купцы? Или посланники?
— И когда они прибудут в Фивы? Через два месяца? Или три? Мы не можем столько ждать. — Рамсес повернулся ко мне: — Никто, кроме нас, знать ничего не должен. Если Пенра найдет рисунок, мы скажем, что он сам это изобрел. Незачем говорить, что рисунок — из Амарны.
Тяжелые двойные двери Большого зала распахнулись, и появилась Хенуттауи.
— Пенра нельзя ехать одному, — быстро сказала я. — В горах всякое может случиться. Нужно послать с ним надежного человека.
Рамсес кивнул.
— Ты права. С ним поедет Аша.
Ночь за ночью, независимо от того, чья была очередь — моя или Исет, Рамсес приходил в мои покои. Теперь он не просил меня читать письма на чужих языках, а усаживался у огня и разглядывал непонятные рисунки на листах папируса. Рамсес хотел быть со мной, даже когда ему не требовалась моя помощь, и от этого сердце мое переполнялось такой любовью, что чуть не разрывалось. «Исет ошибается, — ликовала я. — Рамсес медлит не потому, что ждет, пока она родит ему сына. Он ждет, пока меня признает простой народ, и тогда фараон объявит меня главной супругой».