Неформальная экономика. Курс лекций
Шрифт:
Классическим проявлением сетевого доверия выступает этническое предпринимательство, где доверие внутри этнической группы запускает сложные цепи неформальных кредитов и услуг. Но держится это доверие, главным образом, на уверенности, что диаспора способна призвать должника к ответу. Или, например, особая лояльность к выходцу «из хорошей семьи» основана не столько на ожиданиях наследственного благородства, сколько на вере в возможность этой семьи контролировать поведение своих членов. Не менее показательна и честность селян, странным образом улетучивающаяся при их переезде в город. В этом нет мистики, просто социальный контроль деревенского сообщества несопоставимо сильнее, нежели в городе. В мире бизнеса сетевой контроль держится на системе рекомендаций, без которых вхождение в сеть невозможно. Если человек обманывает партнера, то проблемы имеют все те, кого он рекомендовал, а также рекомендующие его. Естественно, что с их стороны будет исходить самый заинтересованный контроль за его партнерской честностью. По каналам личных контактов
Презумпция доверия к членам своей сети, ожидание повышенной надежности таких контактов определяют их предпочтительность как субъектов рыночного взаимодействия. Это формирует желание индивида «быть на хорошем счету» в определенном сообществе. Ради этого индивид подчиняет себя его воле, получая взамен анонимное доверие на основании группового членства. Важно подчеркнуть, что сетевое доверие не ограничивается кругом лично знакомых людей, а распространяется на всю систему опосредованных контактов, формирующих социальную сеть. Такое доверие является производной от способности сообщества поддерживать устойчивую систему поощрений и санкций по отношению к своим членам. Отклонения от предписанного поведения наказывается, тогда как соответствие поощряется доступом к ресурсам, которые курсируют в рамках сетевого мира. То есть не моральный императив, а система поощрений и санкций вынуждает членов группы следовать определенным нормам. Не случайно Дж. Коулман, наиболее яркий представитель социологии рационального выбора, пытающийся использовать экономические принципы рационального поведения в анализе социальных систем, заинтересовался проблемой доверия. Приводя пример с торговцами алмазами, которые без всяких формальностей передают друг другу камни на экспертизу, Коулман в качестве важнейшего условия подобных отношений отмечает, что «данное торговое сообщество обычно очень замкнутое как по частоте сделок, так и по этническим и семейным связям. …Тесные связи, развитые благодаря семейным узам, сообществу и религии, создают уверенность, необходимую для упрощения трансакций на рынке. Если какой-либо член сообщества заменит, украдет или даже присвоит камень на время, то он утратит семейные, религиозные и общественные связи» [Коулман, 2001, с. 124]. Тем самым делается акцент на рациональной обусловленности партнерской честности и эгоистичной мотивации следовать нормам сообщества, что снискало Дж. Коулману славу чуть ли не единственного социолога, признаваемого экономистами.
При этом и поощрения, и санкции внутри сетевой структуры, как правило, носят нематериальный характер, однако имеют вполне материальные последствия. Инструментальная ценность сетевого доверия как формы социального капитала сводится к возможности приобщиться к ресурсам группы, будь то финансовые, материально-вещественные, трудовые или информационные ресурсы. Классическим примером использования сетевого доверия является внутриэтническое неформальное кредитование, составляющее конкуренцию формализованным институтам финансового рынка. Успех системы подтверждает почти стопроцентный возврат кредитов. Это связано с тем, что кредит дают не под финансовое обоснование платежеспособности, а под репутацию клиента, и, что немаловажно, работает система жестких санкций против возможных невозвратов. Суть санкций – остракизм этнических деловых кругов, вне которых иммигрант не имеет шансов на предпринимательский успех, тогда как работа по найму за пределами этнического сообщества малоперспективна [39] . В результате возможна ситуация, когда довольно крупные кредиты даются под «честное слово». Еще раз подчеркнем, что «честное слово» подкреплено системой принуждения его соблюдения.
Поучительна история с кубинцами в Майами. С середины 1960-х годов им стали выдаваться небольшие кредиты на организацию собственного бизнеса под репутацию получателя. Не случайно эти кредиты называли «характерными», тем самым подчеркивая, что получение кредита завязано на характер заемщика, на прозрачность его социальных контактов. Эта система была свернута в 1973 г., когда революционные события на Кубе вызвали массовый приток кубинцев, репутация которых была либо сомнительна, либо неизвестна. Никакие формальные процедуры не могли убедить банкиров давать кредиты кубинским мигрантам, тогда как до этого подобные кредиты под «честное слово» были массовым явлением [Portes, Stepick, 1993].
Впрочем, за подобными примерами не надо ходить так далеко. Легендарное «честное слово» российского купечества в немалой степени держалось на остракизме деловых кругов по отношению к недобросовестным партнерам. Плотная сетевая структура отечественных торгов делала невозможным продолжение бизнеса в статусе аутсайдера. В современной России партнерская необязательность, что было не редкостью в 1990-е годы, восходила к множественности слабо пересекающихся деловых сетей, их изолированности и слабой взаимозависимости, что делало возможным сетевую миграцию безответственных бизнесменов. Возможность легкой смены сетевой идентичности приводила к тому, что выигрыш от нарушения групповых норм субъективно оценивался выше, чем издержки вхождения в новые сети. По мере укрепления рынка и уплотнения деловых сетей, появления каналов взаимообмена информацией между сетями партнерская нечестность стала достоянием широких предпринимательских
Сетевые взаимодействия в современной России крайне распространены. Это связано с тем, что официальные социальные институты стали менее надежными, и появились новые возможности, связанные с повышенным риском. Роль сетевых взаимодействий как механизма снижения риска повышается при нестабильном экономическом положении. В этих условиях сети трансформируются в современные структуры стратегического взаимодействия, позволяющие сделать рыночные трансакции менее громоздкими и более дешевыми.
Показательно широкое распространение в современной кадровой политике системы рекомендаций. С формальной точки зрения они призваны удостоверить профессионализм работника, фактически же они являются подтверждением наличия у кандидата знакомых, готовых отвечать своей репутацией за действия работника. Важно не столько содержание рекомендации, сколько личность (должность) того, кто ее дает. В этой ситуации рекомендация является маркером сетевой принадлежности кандидата. В российской кадровой политике явно доминируют не дипломы и сертификаты, а косвенные доказательства профессиональной состоятельности в виде послужного списка и круга личных контактов. Такая ситуация означает стремление фирмы получить не просто работника, а работника, обладающего специфическим капиталом в виде личных знакомств, деловых контактов и неформальных связей, наработанных на прежних позициях. Социальный капитал сетевой природы все более определяет шансы трудоустройства.
От чего зависит, установится ли в рамках сетевого сообщества система вынужденного доверия? Другими словами, при каких условиях эта форма социального капитала имеет шанс на развитие?
Условия формирования сетевого доверия
Важнейшим условием возникновения в группе сетевого доверия является замкнутость контактов ее членов . Это связано с тем, что эффективость коллективных санкций сводится к способности группы отслеживать, контролировать поведение своих членов, выявлять формы и степень отклоняющегося поведения, информировать членов группы о последствиях. Эту идею довольно категорично выразил Дж. Коулман: «Репутация не может возникать в открытой структуре, не могут применяться коллективные санкции, гарантирующие надежность» [Коулман, 2001, с. 131]. Под «замкнутостью социальных организаций» Дж. Коулман понимал фактически то же, что М. Грановеттер под «сильными связями», а именно ситуацию, когда общение субъекта с контрагентами дополняется контактами последних между собой. Графически это выражается в замкнутости контуров социальных связей [40] . Только в этой ситуации может курсировать информация о неблаговидном поведении индивида, что влечет его исключение из сетевого сообщества с соответствующей утратой доступа к сетевым ресурсам. Замкнутость контактов делает возможным объединение ресурсов против оппортунистического поведения.
В этом смысле значительную роль играет система внутригруппового оповещения , будь то партийные собрания, религиозные бюллетени, бандитские сходки, предпринимательские ярмарки или этнические массмедиа. Средства коммуникации внутри сообщества становятся действенным средством социального контроля. Такую роль могут выполнять ритуальные встречи единоверцев, выезды партийных боссов на охоту, выпуск этнических газет и телепрограмм и проч., дающие возможность утверждать единую внутригрупповую систему ценностей и оповещать о случаях нарушения предписанных норм и последующих за этим санкциях.
Поскольку соответствие нормам сообщества осуществляется исходя не из моральных, а вполне прагматических соображений, то вероятность возникновения сетевого доверия зависит от того, в какой мере данное сообщество является единственным (или одним из немногих) источником благ, получаемых его членами . Если индивид может получить доступ к ресурсам, необходимым для социального утверждения или предпринимательского старта, из «внешнего мира», т.е. за счет формально предписанных процедур институционально-правовой среды, то значимость сети неформальных контактов как источника ресурсов ослабевает. Например, если предприниматель может работать с опорой на закон, то роль сетевых структур, включающих представителей властных и силовых структур, снижается. И наоборот, когда внешняя среда блокирует все шансы на успех, ожидание помощи со стороны «своих» резко возрастает; соответственно, возрастает и готовность подчиняться нормам сети как платы за доступ к ее ресурсам. Именно поэтому сетевая сплоченность предполагает взращивание претензий к социальному окружению. Так, упования на некомфортность институциональной среды российского бизнеса служит одновременно основой, стимулом и оправданием сетевого конструирования, когда в единую сеть входят предприниматель, чиновник, политик, бандит и милиционер.
Отсюда вывод: вынужденное доверие внутри сетевой коммуникации (этническое сообщество, религиозная община, криминальная группировка, клан, партия, творческий коллектив и т.д.) зависит от того, в какой мере социальное окружение создает ресурсный дефицит для ее членов. Вместе с тем благоприятные возможности, предоставляемые внешней средой для социального утверждения и экономического успеха, размывают внутригрупповые нормы, подрывая готовность индивида подчиняться правилам замкнутого сообщества.