Неформат. Тюрьма

Давыдчик Анатолий

–Там вас зовут…

Заходим в проходняк, Лесик уже бледный с начавшими синеть губами лежит на шконаре, рука лежит в тазу, вода уже воняет и бордовая от крови.

– Я попрощаться, простите парни, – еле шепчет Лесик, – я, правда, не хотел так.

– Ладно, проехали, – говорю я ему.

– Вы посидите со мной, немного, пожалуйста, – просит друг чуть улыбаясь. Мы присаживаемся рядом.

– Помните, как здорово было там, на войне, помните? – шепчет Лесик, – А тушенку помните, а как красиво было… У меня девчонка была, я ей письма писал тогда… -Шёпотом, еле

тихо произносит Лесик.

Ещё минут десять и глаза нашего друга закрылись дыхание все тише и рука, которую я держал в своей, стала холодеть.

– Ну вот и все, брат, – сказал Шах. Шнырь быстро, не дожидаясь команды, схватил тазик и умчался.

– Пошли, помянем, – предлагает Шах.

– Надо брагу поставить, – предлагаю я ему невпопад.

– Угу, – кивает Валера, – надо, поставим.

Уже чифирнув Шах вдруг сказал, – блядская жизнь, стоило выживать в Чечне, чтоб сдохнуть тут на нарах.

– Не суди, Валера, – говорю ему, – неизвестно, что у нас будет. Умер, правда погано, но все лучше, чем в боксаре на пиковине.

– Согласен, – говорит Шах. – Не дай Бог нам так, хотя ты прав, всякое бывает.

Утром на поверке смена обалдела, два трупа. Причём, если то, что было Лесиком попадало под суицид, то труп наркоши явно ломал всю картину. Ну что, – сказал ДПНСИ, – идём к операм, там разговаривать будем.Тюрьма.

Выходим с Шахом, руки за спину, все, как обычно, ничего нового. Пару сотен метров и мы в знакомой козлодерке.

– Привет, повстанцы! – приветствует нас Нач опер. – Ну и на хуя огород городить с трупаками? Позвонить не судьба?

Мы молчим, хотя что говорить и так ясно все.

– Значит так, возможно, хозяин захочет вас увидеть. Он такой же, после Чечни ебанутый, так что живите. Не дай бог, слышите, не дай бог, хоть ещё один труп.

С этим напутствием мы и вернулись в камеру. Дед Щорник ждал нас уже с чифирбаком, на наших шконарях.

– Привет, что отпустили? – Усмехается Дед, – давай хапанем, да продолжим наш разговор.

Чифирили по традиции молча и лишь, когда закурили, Дед продолжил, – Знаете, молодежь, в чем ваша беда? В том, что вы нажраться не можете. Мало вам, мало, в три горла жрете и ждать не умеете. Вам прям щас вынь, да положи, как же, золотой пизды колпак, цари, мать вашу, а на выходе что? Да ни хуя, вот и режете друг другу глотки. Стадо пасти надо, чтобы жирок нагуливало, и тихонько доить, а вы сразу под нож, дебилы. Вон в хате барыг сколько, с умом бы и УДО было бы, и хаванина вольная, да много бы чего… Так нет, одному дозу надо, второй говнопитон из помойки вылез, и "Мальбору" ему подавай. Думайте хлопцы, думайте, а я спать. Понятия нынешние для идиотов, а вы вроде с мозгами, не расстраивайте старика…

После этих слов, Дед пошёл спать. Мы же подтянули Иваныча для предметной беседы.

В общем так, Иваныч, – начал я, – своим передай, напрягать вас не будут, но сами смотрите, хата на голяках сидеть не должна, мне лично от вас ничего вообще не стучало, лишь бы головняка не было, понятно? – Подвёл я итоги минутной конференции, – Вопросы есть?

– Есть, – вздыхает Иваныч, –

вы уйдёте, дальше что?

– Иваныч, ты вроде не дурак, а как ребёнок, ей богу. Вставайте на ноги, прикупайте торпед или быков, хоть оперов, мать вашу. Блин, да кому я говорю это?! Ты же сам знаешь, – горячусь я, Иваныч кивает башкой и исчезает в проходнике.

– Сапер, ты уверен, что все правильно? По-моему, мы с ними наплачемся, – говорит Шах. В его словах есть доля истины, но тут история другая – зоны пустые, работы нет, на ширпотреб уповать смысла нет, промки стоят, поэтому барыги кормят зоны, а кто кормит, тот и имеет, перефразируя поговорку можно сказать. Вот это все я, в удобной форме, доношу до Валеры.

Открываются тормоза и… – Принимай подкрепление, повстанцы! – слышим голос коридоров. Батюшки святы, сначала огромные базарные сумки и потом нечто шкафоподобное.

– Здорово мужики! – миролюбиво произносит шкаф.

– И тебе не хворать, – отвечаю я ему, – чьих будешь?

– Славик. Я сразу говорю сто вторая, мент, омон, а в красную не пойду. На хую я там всех видел, – ощетинился мужик.

– Ну, мент, так мент. Сюда греби, – зовёт его Шах. Минут через десять, мы уже, как старые приятели, ржем над историей Славика.

История проста, как вся наша жизнь. Решил Слава после трудного рабочего дня, пивка испить, ну и затарился оным и до хаты, а тут соседка, будь не ладна, мол "сосед, чурки хату сняли, шприцы на лестнице появляются, а у нас дети, сам понимаешь, а участковый с них лаве рубит"…

лава добрый и большой, так что дверь, после того, как Славика послали, вылетела вместе с говорившим чуркой на раз. А так как дерева говорящего много было, ну и устроил наш герой лесоповал. В итоге, один умер, но умер сразу, раскаялся видимо. Слава же, как честный мент, вызвал своих, свои же его и упаковали. Поэтому, мент Слава люто ненавидит ментов и готов стать на воровской путь, со всеми вытекающими.

– Ну ты, брат, даёшь, – говорит Шах, вытирая слезы от смеха, – это не Чечня, это мирные чурбанистанцы…

– А, по хуй, – лениво цедит наш новый друг, – не люблю я их и все тут,

Вечер шёл своим чередом, нарды надоели, а в терца катать было лень. Но веселуха началась после поверки, когда от малолеток пришла малява, если откинуть всю воду, то суть вопроса такова: Во время ужина, один упустил газы, ну бывает, но совет стаи огорчился и генератору сероводорода залили очко расплавленным целофаном. Вот теперь они, малолетки, спрашивали, правильно ли они сделали и зачтется ли это на их авторитете на взрозляке.

– Идиоты, – вымолвил Шах, – сначала делают, потом думают, как и везде, как и всегда.

– Да ладно, Валера, – отвечаю я ему, – просто ещё одному жизнь сломали и все.

– Не, братка, – качает головой Шах, – он сам себе сломал. Он что думал, как в песнях будет? Круга наслушался, да ни хуя подобного, романтики хочет, так пусть жрёт полной ложкой, а то очередь в блатные, как в Мавзолей.

– Щас, нет очереди к вождю, – поправляет слава.

– Поэтому и нет, что все в блатари лезут, – парировал Шах…