Неформат
Шрифт:
На «рэбе» Умница важно качнул пейсами. Их я тоже вернул ему утром. Вообще, когда он на рассвете ввалился на дачу, вопя: «Светик! Ну наконец-то мы снова вместе! Я тебе хумус привез!», я, зевая, холодно сказал ему, что Светика нет, поскольку прошлой ночью моя отмороженная начальница вмазалась на мотоцикле в стог сена. Умница поморгал, потом уточнил: «Куда?» «В стог, — я, конечно, со сна сказал глупость, но надо было уже держаться версии. Поэтому добавил:- а в стогу были грабли. То есть, большие грабли, сельскохозяйственные. Как они там… борона. Вот. Но ничего, просто синяки и вывих. Сегодня вечером уже должны выписать. Обещала тебе позвонить.» И честно уставился Умнице в глаза.
Умница тогда мне ничего не ответил, он вообще ужасно нервничал, бегал по даче взад-вперед, причитал, что если сорвется такое важное дело, о котором мне знать не надо, то он этого не переживет, и когда уже Светик позвонит, а вдруг она вообще не позвонит… Но тут раздался долгожданный звонок, и Светик честно и красиво отработала мое обещание холить и нежить ее шарпея сколько ей будет угодно. Она подтвердила версию падения с мотоцикла, даже почти спокойно выслушала «слава Богу, что там хоть стог сена был», продиктовала Умнице адрес Дины, рассказала о проделанной предварительной работе и настоятельно посоветовала взять с собой к Дине кого-нибудь из ментов, чисто для охраны, на всякий случай, а то рядом с большими деньгами слишком часто оказываются всякие гоблины, ахха.
Вместе с хумусом Умница вручил мне немного денег, большой баул и лист с длинным, несмотря на мелкий Ленкин почерк, списком московских покупок. Кажется, теща уже начала мою пиар-кампанию, и мне дали возможность реабилитироваться. Правда, чтобы все это скупить, мне пришлось бы задержаться в Москве еще на неделю. И я попросил Умницу проявить мужскую солидарность и быстренько потерять нафиг весь этот закупочный список. Он хмыкнул и сунул его в карман.
Потом мы пришли к прекрасной Дине за большими деньгами на несчастных агунот и теперь сидели в просторных лиловых кожаных креслах и пили плохо сваренный кофе с хорошим армянским коньяком, примеряясь к предстоящей сделке. На стене, среди нескольких ню, висел портрет покойного Любавического ребе. Прямо на журнальном столике стояли два больших подсвечника типа «смерть шулера». Когда Дина вышла за лимоном, Умница наклонился ко мне и выдохнул, мотнув головой на стены:
— Видел? Смесь порока и праведности. Ох, я ведусь на эти дела…
Умница Дине тоже сразу понравился. Со стороны могло показаться, что лишь уважение перед его духовным званием и важность предстоящих дел удерживают ее от того, чтобы немедленно не броситься ему на шею. Она сразу же согласилась на предложение Умницы заменить крупную одноразовую выплату на пожизненную зарплату почетного президента «Второго счастья» и даже обрадовалась, что так ей будет легче вести подобающий образ жизни. Умница метнул в меня безумный взгляд и снова важно качнул пейсами. Мне даже показалось, что он внутренне приговаривает: «Конечно, сестра моя».
Умница уже договорился с Диной, что после банка они вдвоем пойдут в хороший торговый центр, который под Манежем, и там Дина поможет Умнице купить для моей жены
— Прислуга пришла? — с надеждой спросил Умница.
Дина закрыла лицо руками. А когда отвела их, глаза уже были не те. Не хотел бы я быть мужем этой обманутой женщины. И когда элегантный веселый Плоткин с полновесным букетом белых роз вошел в холл, Дина рванулась ему навстречу с воплем раненой куропатки:
— Ты где был?!
— В Париже, — улыбнулся ей Эфраим. — Здравствуй, зая! — и протянул букет.
— В Париже?! — захлебнулась Дина, схватила себя за пышные волосы и стащила с головы парик. Под ним оказались точно такие же пышные волосы, только потемнее. — С кем ты развлекался в Париже?! С третьей женой? — Дина смазала париком по физиономии отца двух детей. — Сколько у тебя жен, аферист?!
Плоткин, надо сказать, абсолютно офигел. Но при этом от парика уворачивался довольно ловко, прикрываясь букетом. И пытался объяснить, что дело было очень срочное, важное и настолько секретное, что даже позвонить он не имел права. Наконец, парик окончательно запутался в шипах, а Дина зарыдала, упав ничком на просторный фиолетовый диван. Тогда Плоткин заметил нас. И уставился на меня с изумлением:
— Барух, ты?! Ты же Барух, новый зять Наума, полицейский?
Я кивнул и удивился:
— Откуда ты меня знаешь?
— Ну как же… Нас же знакомили на свадьбе Наума, забыл?
Я снова пожал плечами.
— Тебя я тоже узнал, — сказал Эфраим, глядя на резко погрустневшего Умницу. — Ты ведь тоже был на свадьбе, в штраймле? — он очертил круг над головой. И вдруг спросил с горечью: — Это вы ей рассказали? Про Варю? Зачем?
Умница отрицательно замотал головой, потом махнул рукой:
— Да какая уже разница.
— Понял, — кивнул я, вытащил пистолет и навел на Плоткина.
Эфраим испугался и воздел руки вверх. Умница, правда, испугался еще сильнее. Дина негромко, но протяжно визжала с дивана.
— Рабби Зельцер, — уважительно воззвал я, — вам, как духовному лидеру, предстоит решить, что делать с этим евреем.
— Мне??? — возмутился Умница. — Ну, знаешь, Боря… Ты меня в это не втягивай!
— Понял, — сказал я. — Тогда уведите его вдову, рабби, я сам все кончу.
Плоткин вдруг рухнул в кресло со стоном:
— Вдову! Нет! За что?!
— За вранье! — отрезала Дина с дивана. — Женой я тебе уж точно теперь не буду. А не хочешь, чтоб я была твоей вдовой — дай мне гет! Немедленно. В присутствии раввина и второго свидетеля. Мне гет, а раввину — деньги. Все. Ты у меня вылетишь в ктубу! Понял, аферист?
— Ой, да какие такие деньги? — выпучил глаза Плоткин. — Ты же прекрасно знаешь, что эти деньги не мои. А мои ты уже все истратила.
— Я??? — задохнулась Дина.
Умница сидел неподвижно, и только голова его вертелась, как у совы на дневном свету. И глаза были такие же — большие, круглые и совершенно бессмысленные.
— Рабби Зельцер и госпожа Плоткина! — решительно скомандовал я, а моя суперменская усмешка сияла над дулом пистолета. — Идите в банк и спокойно снимайте деньги. Я сделаю за вас всю грязную работу.
Умница, услышав слово «идите», вскочил и бочком двинулся к двери.
— Нет! — неожиданно возразила Дина. — Я не буду снимать деньги со счета в день смерти своего мужа. Это слишком подозрительно.
Все задумались.
— Еще бы! — прошептал Эфраим, растягивая узел галстука. — Не такая уж ты дура.