Нефрит. Огонь. Золото
Шрифт:
Она пугает меня.
Прикрываю веки и пытаюсь отогнать образы иссохших тел, от которых исходит слабое зеленоватое свечение, и ужасные сдавленные звуки, которые мои жертвы издавали, замертво падая на землю. Открыв глаза, я замечаю женщину с изможденным лицом, пристально наблюдающую за мной с противоположной стороны молитвенного зала. Я отвожу взгляд.
Когда же, наконец, набираюсь мужества снова посмотреть в ту сторону, оказывается, что она по-прежнему пялится. Потом толкает локтем сидящую рядом с ней
Стараясь не суетиться, я выхожу на улицу. Тут же начинает казаться, что все смотрят на меня. «Веди себя спокойно, – велю себе, – не привлекай внимания». Решаю побродить по округе и вернуться в храм. Возможно, к тому времени женщины уже уйдут, а Ли Го, наоборот, появится.
Оказавшись на главной улице, я дивлюсь тому, как ведут себя люди. Женщина с корзиной постиранного белья при виде меня шарахается в сторону. Мужчина бросает на меня опасливый взгляд и поспешно прячется в магазинчике, с грохотом закрывая дверь. Ему вторит перестук захлопывающихся ставней.
В воздухе плотной пеленой висит страх, от которого меркнет свет дня, будто на солнце накинули покрывало. Волоски у меня на руках встают дыбом. Мимо пробегает мать с орущим ребенком на руках. Бросив на меня затравленный взгляд, она бросает одно-единственное предупреждение:
– Священники.
– Не знаю я, о ком вы говорите! – доносится до меня крик.
Это Мали. Что она здесь делает? Почему не в таверне? Невзирая на звучащее в ее голосе отчаяние, мне следует спасаться бегством. Вообще забыть о том, что мы знакомы.
Мали начинает орать.
Поспешив на звук, я замечаю поднимающийся в воздух дым и ощущаю запах гари. У меня пересыхает во рту. Что же натворили священники? Ярмарочные шатры горят, одни уже обуглились, другие охвачены пламенем, товары разбросаны по земле. Мужчина и женщина в ржаво-оранжевых балахонах окружили скрючившуюся от боли фигурку.
– Неужели никто не может сообщить нам о тяньсай, что ходит среди вас? – вопрошает приземистый священник Дийе средних лет с длинной бородой. – Сегодня этот демон в человечьем обличье убил двух человек.
Сильно поредевшая толпа безмолвствует. Никто не рискует выйти вперед. Женщина-священник бьет Мали наотмашь, и на каменную мостовую капает ее кровь. Сама Мали, подвывая, падает как подкошенная. Священник что есть силы пинает ее.
Во мне закипает гнев, но я остаюсь на месте.
Женщина-священник ходит вокруг Мали.
– Добрые горожане! Неужели, защищая того, кто проклят, вы вынесете приговор этой невинной девушке? Еще раз спрашиваю: кто-нибудь видел тяньсай?
– У нее обличье девчонки лет шестнадцати, – подхватывает бородатый священник. – Нам сказали,
Толпа продолжает хранить молчание.
На кончиках пальцев священника ярко вспыхивает смертоносное пламя.
– Еще не поздно признаться, – произносит он, поднося огонь прямо к лицу Мали. Та в ужасе отшатывается. – Ну же, девушка, скажи нам!
«Воспользуйся магией, – шепчет у меня в голове голос, похожий на легкое дуновение ветерка в ночной тиши. – Давай же. Ты знаешь, что хочешь этого».
Я сглатываю, стараясь не обращать на него внимания.
– Я же уже сказала, что ничего не знаю. Не знаю, куда она пошла, – выдавливает из себя задыхающаяся Мали.
Священник смотрит на нее сверху вниз.
– Ты не оставляешь мне выбора. Какая жалость.
В его голосе нет милосердия, только злорадство. Когда пламя касается ее руки, Мали вскрикивает.
«Выдай себя, Ан. Не будь трусихой».
Я не двигаюсь с места.
«Уж лучше проявить осторожность, даже если при этом приходится быть бесчувственной».
Эти слова кажутся мне фальшивыми. Слишком резкими. Ошибочными. Я не могу допустить, чтобы Мали постигла та же ужасная участь, что и изувеченную девушку у колодца. Так ведь?
Кто-то проталкивается через толпу на другой стороне площади. Ли Го. Выражение его лица…
– Отпустите ее, она ничего не знает! – ору я что есть мочи, бросаясь вперед. – Вам нужна я. Я убила тех мужчин.
Толпа ахает и расступается, давая мне дорогу, и я оказываюсь прямо перед священниками.
– Ты? – презрительно усмехается женщина, окидывая меня взглядом с головы до ног. – Значит, это ты тяньсай, учинившая погром в переулке?
Не доверяя своему голосу, я молча киваю.
Она сверкает глазами.
– Докажи.
Сглотнув, я смотрю на свои руки. Сейчас они бледны и трепещут, словно сухие листья на ветру. Не знаю, что делать. Чего эта женщина от меня ждет? Чтобы я напала на нее? Неужели правда считает, что у нее есть шанс, учитывая, что я сотворила с теми воинами?
Бородатый священник пристально всматривается в мое лицо. Его злые глаза замечают шрам у меня на щеке, и по лицу расползается выражение коварного удовлетворения.
– Это лишнее. Она же сама призналась. Мы ее заберем.
Мне связывают руки за спиной. Грубые веревки врезаются в кожу. Ну вот и все. Мне пришел конец. Нет времени ни на слезливые прощания, ни на поспешную последнюю молитву. Слышу приглушенное перешептывание горожан. Некоторым я знакома как девчонка-сирота из соседней деревеньки. Та, которая прежде работала в таверне. «Придут ли они, чтобы посмотреть, как меня будут жечь на костре?»