Нефритовый Глаз
Шрифт:
– Просто не обращай на них внимания, – услышала Мэй голос дяди Чэня.
– А я и не обращаю! И вообще прекрасно себя чувствую! – солгала Мэй.
– Люди всегда сплетничали и будут сплетничать. Некоторые этим даже на хлеб себе зарабатывают. А кое-кто перемывает чужие косточки, чтобы почувствовать собственное превосходство. Но вот что я тебе скажу, Мэй, – прошептал дядя Чэнь ей на ухо, – ты всегда была моей любимицей! Это не значит, что Лу мне не нравится, но ты не такая, как она. Ты гордая. Не гоняешься, подобно многим, за материальными благами.
– Зато она вышла замуж! – буркнула Мэй.
Дядя Чэнь, успокаивая, похлопал ее по плечу.
– Ты тоже выйдешь, никуда не денешься!
К их столу неуверенно приблизилась довольно высокая, хорошо одетая женщина, видимо, разменявшая шестой десяток, и пристально посмотрела на дядю Чэня.
– Ну, так и есть, это же наш Чэнь собственной персоной! – Она приветственно протянула ему руку. – А я-то все сижу и думаю: ну до чего же похож на Чэня Цзитяня!
Дядя Чэнь ошеломленно уставился на круглое лицо женщины и перевел взгляд на протянутую к нему маленькую ладонь: его рот раскрылся, будто в ожидании слов, с трудом нарождающихся в глубине сознания. Потом он вскочил словно ужаленный, опрокинул стул и навалился животом на край стола, сохраняя равновесие, но тут же выпрямился и с радостной улыбкой вцепился в женскую руку:
– Сяо Цин, какой сюрприз! Как поживаешь? Сколько же мы не виделись?
– С восемьдесят четвертого, когда отмечали тридцатую годовщину окончания университета. Ты где сейчас? По-прежнему работаешь в агентстве новостей «Синьхуа»?
Госпожа Цин была ростом с дядю Чэня, но в отличие от него, отличавшегося выступающим брюшком и намечающейся лысиной, имела стройную фигуру и модную завивку.
– Да, все по-старому, – не переставал улыбаться дядя Чэнь.
– Ну, и прекрасно! Позвони мне на следующей неделе; надо бы встретиться и потолковать, – сказала госпожа Цин, протягивая ему визитную карточку.
Новобрачные подошли к ее столу, и она заторопилась.
– Обязательно! – по-лошадиному затряс головой дядя Чэнь, но госпожа Цин уже повернулась к нему спиной и быстро пошла прочь.
Со столов убрали остатки морепродуктов и подали больших и жирных, порезанных на кусочки уток на блюде с китайской капустой. Дядя Чэнь взял в руку тонюсенький блинчик, намазал слоем сладкого пшеничного соуса, завернул в него два лучших кусочка утиного мяса вместе с перышками зеленого лука и протянул Мэй.
– Спасибо, но в меня уже ничего не влезет! – отказалась та, с благодарностью глядя на единственного человека, сделавшего для нее хоть что-то доброе за целый день.
– Ешь, пока дают! Пища – одно из величайших удовольствий в жизни! – настаивал дядя Чэнь и положил блинчик на тарелку Мэй.
Она улыбнулась и откусила кусочек, обратив внимание, что сам дядя Чэнь к утке не притронулся.
– Кто эта женщина? – спросила Мэй, кивнув на стол, где сидела госпожа Цин.
– О, мы знакомы еще со студенческой
– Госпожа Юнь Цин, председатель «Бэйцзин-джип», совместного предприятия с «Крайслером», – вслух прочитала Мэй.
– Вот что я тебе скажу, Мэй. Ты правильно делаешь, что начинаешь собственный бизнес. Как раз вовремя. Пора тебе самой управлять своей жизнью. Не дожидайся, когда станет слишком поздно!
– Что значит «слишком поздно»?
– Посмотри на меня. Я всегда следовал указаниям партии, выполнял свой долг и ждал, чтобы меня заметили. В следующем году мне исполнится шестьдесят, а там и пенсия не за горами. И чего я достиг? Да ничего, застрял на подступах к успеху, и надеяться уже не на что. Вот что значит «слишком поздно»!
Мэй еще никогда не видела дядю Чэня таким печальным и решила, что тот, вероятно, выпил лишнего.
Вокруг нее люди сидели, жевали, пили, разговаривали. На улице грохотал фейерверк. Мэй вдруг почувствовала себя в ловушке, словно все они здесь оказались в осажденном городе. Его жители хотят вырваться на волю, а те, что находятся за крепостными стенами, стремятся проникнуть внутрь.
Глава 7
Более полутора лет минуло со дня свадьбы Лу, и дядя Чэнь за это время потолстел еще больше.
– Ты небось удивляешься, чего это я к тебе заявился! – Смущенно улыбаясь, он с трудом втиснул в кресло свое объемистое тело. – О-о, а вот это печенье мне нравится!
Начав жевать, дядя Чэнь вроде бы успокоился и устроился в кресле поудобнее. Улыбка стада более искренней.
Гупинь заварил в чугунном чайничке чай улун. Мэй налила дяде Чэню и себе по чашке.
– У тебя помощник – мужчина? – прошептал дядя Чэнь. – Он заваривает тебе чай?
– Да! – с вызовом ответила Мэй. Она привыкла к подобным вопросам, словно люди воспринимают мужчину-секретаря как нечто неестественное. Некоторые наверняка начинают видеть в ней суровую начальницу, чуть ли не тирана. О бедняге Гупине, вероятно, думают еще хуже.
– У него сильный акцент. Откуда он родом?
– Из Хэнани. Приехал в Пекин в поисках работы. Но имеет полное среднее образование. Он добрый и прекрасно прижился в большом городе. Посылает деньги домой парализованной матери.
Мэй спохватилась и замолчала. Она не желала оправдываться перед дядей Чэнем за то, что взяла Гупиня на работу.
– Хороший парень, – вежливо покивал дядя Чэнь и перешел к делу: – С чего начать? Видимо, с самого начала. – Он откинулся на спинку кресла. – Зимой тысяча девятьсот шестьдесят восьмого исполнилось четыре года, как я поступил на работу в агентство новостей «Синьхуа». Мне тогда стукнуло тридцать. Теперь трудно поверить, правда? – Дядя Чэнь помахал печеньем в воздухе, как флажком, и его большой живот затрясся от смеха. – Да, когда-то мне было столько же, сколько тебе сейчас!