Нефритовый Глаз
Шрифт:
Мэй на цыпочках подкралась к двери, прижалась ухом к замочной скважине и услышала голос воспитательницы:
– Мэй хорошая ученица, но совершенно не общается с другими детьми! В ее возрасте это ненормально!
– Боюсь, характером она вся в отца, – ответила мама. – Тот тоже всегда держался особняком. Для него в жизни ничего не существовало, кроме литературы да его идеалов и принципов. Он был талантливым писателем, но только не от мира сего. Это его и сгубило. Я иногда смотрю на Мэй, а вижу ее отца. У нее глаза такие же, и даже выражение лица. Я пыталась повлиять на нее, но безуспешно. Моя вторая дочка, Лу, совсем другая.
– А вы покажите ее травнику! – предложила госпожа Тан. – У них есть успокоительные снадобья – глядишь, характер Мэй и смягчится!
Но ни травы, ни «чтение ци» не помогли. Мэй продолжала жить, замкнувшись в себе, в окружении книг и собственных ощущений. Читала все, что под руку попадет, и хотела стать писательницей, как отец.
– И думать забудь! – твердо заявила мать. – Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься! Писатель в Китае – самая опасная профессия! Стоит начаться очередной политической кампании – и писателей первых отправляют за решетку!
Но Лин Бай не сумела разубедить Мэй. Не смогла внушить старшей дочери, что в жизни прагматизм гораздо предпочтительнее принципов.
Зайдя как-то в гости к матери, Мэй решилась сообщить ей об уходе из министерства общественной безопасности.
– Ничего страшного, – с беспечным видом пожала она плечами. – Сейчас полно всяких частных фирм, без работы не останусь. Еще и получать буду больше.
– А о будущем ты подумала? Ведь главное не деньги, а власть! По правде говоря, когда тебя взяли на эту должность в министерстве, я образовалась. Решила, что моя дочь, слава силам небесным, отказалась от своей сумасшедшей идеи стать писательницей или журналисткой. Мне даже почудилось, будто ты наконец-то взялась за ум и тебе больше ничего не грозит, а все мои страхи остались позади! Но я опять – уже в который раз! – ошиблась на твой счет.
Мама поднялась с дивана и стала беспокойно расхаживать по комнате.
– Ты сама себя губишь! К тебе сваталось столько чудесных молодых людей, и ты не сошлась ни с одним из них! Почему, скажи на милость? – Она остановилась и сердито посмотрела на дочь. – Для чего, объясни мне, я всю жизнь втолковывала тебе, как важно иметь обширные гуаньси, не лезть на рожон, приспосабливаться? У тебя, видать, в одно ухо влетает, а в другое вылетает!
Мэй от обиды до боли прикусила губу.
– Поучилась бы уму-разуму у младшей сестры! – бросила мама.
Тут уж Мэй не смолчала:
– Я не такая, как Лу! Пора бы тебе это понять! И не хочу быть похожей на нее, к твоему сведению! Не желаю стать чьей-то красивой подстилкой!
– Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости о родной сестре?!
– Уж не думаешь ли ты, что она любила всех своих многочисленных приятелей? Или любит Линина? Деньги его она любит, вот что!
– Ты просто завидуешь ее счастью!
– Нельзя завидовать человеку, который любит только себя! Это большое несчастье, поверь мне!
– Да перестань чепуху молоть! И не строй из себя мученицу! Это я всю жизнь жертвовала собой, чтобы ты не испытывала никаких трудностей – хорошая школа и все прочее! Но ты
Мэй захотелось сказать матери что-то язвительное, но слова застряли в горле, будто рыбные косточки. Она поднялась с дивана и встала у окна. Внизу какой-то мужчина вывел из-под навеса велосипед, сел на него и укатил прочь. У Мэй стало пусто на душе, ее охватило ощущение, будто она осталась одна на безлюдной послеполуденной улице. Повторялась все та же история про урода в семье, про непослушную дочь-неудачницу.
– Ты такая же, как твой отец! Хватит уже носиться со своими принципами! Почувствуй себя достойной большего, поднимись на пьедестал! Постарайся хотя бы не причинять боли близким тебе людям!
– Я никому не причиняю боли, кроме себя!
– Ты делаешь больно мне, твоей матери! Я боюсь за тебя!
Неудержимая вспышка ярости затмила сознание Мэй. Она резко обернулась. Копившиеся годами обида и негодование обманутого ребенка разом выплеснулись наружу.
– В таком случае можешь перестать за меня бояться! Я сама о себе позабочусь! Я и так благодаря тебе забочусь о себе с пятилетнего возраста! Ты хоть представляешь, каково мне было каждый день видеть издевательства и побои, которым подвергался мой отец? Если бы ты действительно любила и переживала за меня, то не бросила бы на погибель в трудовом лагере! Ты бы не оставила папу гнить там заживо!
– Да как ты смеешь… ты, неблагодарный звереныш! У тебя нет никакого права осуждать меня! – Голос матери задрожал от подступивших слез. – Что ты вообще можешь знать о любви? Начиталась книжек и думаешь, что в жизни, как в романе! Ан нет, в жизни все гораздо менее романтично. Не бросала я ни тебя, ни твоего отца! Если бы мне разрешили забрать тебя, я бы так и сделала. Но по их правилам я могла увезти только одного ребенка, а Лу тогда исполнилось всего два годика, и она очень болела…
Слезы заструились по щекам матери.
– Но я все-таки вытащила тебя оттуда! Ты никогда не узнаешь, чего мне это стоило, а потому не сможешь оценить по достоинству! А после отказывала себе во всем ради тебя и Лу. Я желала тебе только счастья! А ты вот что наделала!
«И в самом деле – что?» – спросила себя Мэй, сворачивая с Университетской улицы. Неужели мама права и она своими руками задушила собственное счастье? Но нет – как ни трудно было решиться уйти из министерства общественной безопасности, оставаться там Мэй не могла. Нельзя построить счастье на лжи, в этом она не сомневалась. Выехав на кольцевую автодорогу, Мэй увидела далеко впереди Ворота Достижения Победы и окончательно уверилась, что поступила правильно. Она пообещала себе больше никогда не портить своих выходных пустыми терзаниями по поводу давно минувшего.
Глава 5
Через две недели жара отступила. С севера задул холодный ветер. Метеорологи предупредили о надвигающейся песчаной бурс.
Мэй в своем офисе оформляла документацию по делу господина Шао. Настроение было прекрасное. Поставив последнюю точку, она порадовалась, какая у нее интересная и разнообразная работа.
В приемной зазвонил телефон. Через минуту в небольшом окошке в двери показалась голова Гупиня.
– Только что звонил какой-то господин Чэнь Цзитянь. Просил принять его завтра. Утверждает, будто он друг вашей семьи.