Нефритовый Глаз
Шрифт:
Мэй вместе с сестрой дошла до машины, на которой та приехала. Ассистент уже дожидался ее.
– Лу, ты когда-нибудь слышала, что мама и дядя Чэнь работали вместе? – спросила Мэй.
– Нет, а что?
– Дядя Чэнь в разговоре обмолвился, что вроде бы они когда-то были коллегами.
– Нет, невозможно, – твердо заявила Лу. – Мы бы обязательно знали об этом.
Мэй согласно кивнула. Лу права, наверное, она не так поняла дядю Чэня. Но по дороге домой ее не оставляло непонятное беспокойство. Ей то и дело вспоминался элегантный спутник дяди Чэня, смутной тенью омрачая все другие мысли.
Глава 15
В
Первым делом Мэй позвонила в госпиталь и поговорила с Сестричкой. Тетя заверила ее, что состояние мамы по сравнению со вчерашним днем не изменилось.
Мэй налила себе чашку кофе и выпила, следя по телевизору за лентой новостей. Головная боль не проходила. В половине десятого она вышла из дома и поехала на работу. Нужно было заняться делом, чтобы отвлечься от мыслей о матери. В противном случае, чувствовала Мэй, бремя тревоги и страха просто раздавит ее.
Она поставила машину под раскидистым дубом. На другом краю двора на своем обычном месте стоял велосипед Гупиня, прикованный цепью к стволу молодой осинки. День обещал быть солнечным, как и предыдущие два. Мэй заглушила двигатель и немного посидела неподвижно. Она прислушалась, надеясь уловить пение птиц, но различила только шум большого города, рев моторов, голоса людей. Жизнь шла своим чередом. Мэй с трудом сдержала слезы. Суждено ли маме снова увидеть такие вот солнечные деньки?
Возле огромного титана сидел, задрав ноги на стол, вахтер и слушал радио.
– Кипяток я вам уже отнес, – сказал он, увидев Мэй. Та только кивнула.
Гупинь сидел за компьютером и печатал.
– Что с вашей мамой? Ей лучше? – вскочил он.
Мэй печально покачала головой.
– Она перенесла инсульт. С ней в госпитале сейчас моя тетя.
– Я сразу понял, что дело серьезное. А когда вы вчера не пришли на работу, совсем встревожился. – Гупинь помолчал и участливо добавил: – Не переживайте, ваша мать скоро поправится, вот увидите! У вас усталый вид. Сейчас я вам чайку сготовлю!
Мэй благодарно кивнула и хотела улыбнуться, но губы только безвольно дрогнули.
Из окна кабинета Мэй поверх кроны дуба виднелось метрах в пятидесяти четырехэтажное здание – точная копия того, в котором располагалось ее агентство. Эти дома возвели в начале семидесятых строители Народной освободительной армии, когда работников умственного труда и их несовершеннолетних детей ссылали в трудовые лагеря и коллективные коммуны. Главным их достоинством являлось то, что они еще не развалились. За прошедшие годы стены, обезображенные многочисленными надписями и рисунками, искрошились под воздействием климата и городской грязи.
Мэй открыла окно. Повеяло легким ветерком, будто воспоминанием о чем-то давно забытом.
Гупинь принес чай, почту и записи телефонных сообщений.
– У моей мамы много лет назад появилась опухоль, – доверительно сообщил он. – Ее стали мучить головные боли. Мы отвезли маму на медосмотр в уездный центр, к доктору Яо. Он-то и поставил диагноз «опухоль головного мозга». Мы все думали, что мама долго не протянет,
Мэй понимала, что Гупинь старается подбодрить ее. Сам он никогда не унывал и умел радоваться любому, казалось бы, пустяку – голубому небу, велосипедным звонкам поутру, смене времен года и даже высоте небоскребов.
– К сожалению, это не совсем так. Моя мама недостаточно волевая, – возразила Мэй, вспомнив о бесчисленных слезах, пролитых матерью за свою жизнь. – На ее долю выпало немало бед. Она по натуре не оптимистка. – Мэй подумала, что могла бы сказать то же самое о себе.
– И не нужно быть оптимисткой! От оптимизма нет никакого толку! Надо просто поступать так, как на роду написано. Вот моей маме выпала судьба жить и иметь такого любящего сына, как мой брат. А брату, как считает мама, суждено было жениться на Лотос, нашей невестке. Лотос ненавидит маму и ждет не дождется, когда она умрет, чтобы стать полной хозяйкой в доме. Но я ей этого не позволю! Она говорит, что я непослушный и не забочусь о маме. Но ведь я посылаю им деньги. Иначе как бы они оплачивали травников, лечащих маму, и перестроили наш дом?
– Ты молодец, Гупинь! Помогаешь своей матери не меньше, чем если бы ухаживал за ней дома. И я уверена, она тоже так считает! – с сердечной улыбкой сказала Мэй.
Собственные слова подействовали на нее успокаивающе. «Я добросовестно исполняю свой дочерний долг, – подумала она, – и мама знает это!»
Но мимолетная уверенность довольно скоро испарилась, оставив лишь сомнения и чувство вины. Да, она всегда любила свою мать и заботилась о ней, но в то же время часто поступала вопреки материнской воле. Причиняла маме боль своими неудачами и прямолинейностью в общении с людьми, заставляла горевать и беспокоиться. Они не раз ссорились из-за этого, обижали друг друга.
Голова Мэй разболелась с новой силой.
– Ну, хватит, пора за работу! – решительно сказала она.
Ни Гупинь и никто другой не способны по-настоящему утешить ее и избавить от тайных страхов. Драгоценное время, отпущенное на то, чтобы вновь заслужить мамину любовь, ускользало от нее, как песок между пальцев.
Большую часть дня Мэй провела взаперти у себя в кабинете – привела в порядок старые подшивки и подчистила «хвосты», накопившиеся за два дня. Разобравшись со второстепенными делами, чтобы не висели над душой, она принялась за главное: с помощью сделанных пометок восстановила в памяти подробности своего визита на улицу Люличан и в торговый центр «Люфтганза». Жаль, не удалось получше разглядеть мужчину, с которым встретился Папаша У. Она записала то, что помнила о нем: белый, высокий, хорошо одет, примерно одного возраста с Папашей У. Машина с шофером и похожая на фотомодель спутница свидетельствуют о том, что незнакомец очень богат. Мэй попыталась представить себе, как все трое сидят за чаем в одном из кафе на подземном этаже супермаркета и высокий мужчина выслушивает рассказ Папаши У о визите Мэй и ее расспросах по поводу ритуальной чаши.