Нефритовый Глаз

Вэйлян Дайан

Одна из галогеновых ламп на потолке надоедливо мигала. Господин Тан взял метлу и потыкал ручкой в стеклянную трубку, но это не возымело действия.

– Так вы из какого, говорите, отдела железнодорожного бюро?

– Я вам ничего не говорила, – ответила Мэй.

Господин Тан замолчал и минут двадцать не издавал ни звука, пока Мэй не подняла от бумаг голову и не попросила:

– Не могли бы вы пригласить ко мне одну из ваших помощниц?

Господин Тан вдавил докуренную сигарету в переполненную пепельницу, надел фуражку и вышел, громко хлопнув

дверью.

Мэй ждала довольно долго. Наконец господин Тан вернулся в сопровождении одной из близняшек. Ей было лет двадцать пять; не красавица, но с симпатичными, живыми глазами. Щеки ее пылали после долгих часов, проведенных за стойкой, но кожа высохла на душном вокзальном воздухе. Девушка вошла в помещение бодрым шагом.

– Здравствуйте, товарищ Ван! – пронзительным голосом воскликнула она и протянула руку. – Почтенный Тан сказал мне, что вы из бюро. Я работаю в отделении ценного багажа. Можно сесть? – И, не дожидаясь разрешения, подтянула к себе стул.

Мэй повернулась к господину Тану:

– Не могли бы вы оставить нас ненадолго?

Тот отвернулся, будто не слышал, и принялся выковыривать ногтем из зубов крошку табака.

– Пожалуйста! – строго произнесла Мэй.

Господин Тан затянулся в последний раз очередной, сгоревшей почти до основания сигаретой, бросил окурок на пол и придавил ногой. Потом взял свою фуражку и вышел.

– Вы помните этого мужчину по имени Чжан Хун? – Мэй протянула девушке заполненный бланк камеры хранения. – Здесь написано, что первого апреля он оставил в отделении ценного багажа большой деревянный ящик и забрал его через пять дней. – Мэй изобразила руками в воздухе прямоугольник, показывая приблизительные размеры ящика. – Думаю, мужчина был крепкого телосложения, среднего роста, со шрамом над левой бровью. Говорил с хэнаньским акцентом.

Девушка понимающе кивнула, спокойно выдержав пристальный взгляд Мэй. По ее лицу было видно, что она пытается разыскать в длинном и запутанном лабиринте своей памяти нужного человека.

– В том ящике находился очень ценный предмет. Мужчина мог волноваться, нервничать, вести себя необычно, – старалась помочь ей Мэй. – Думаю, что за ящиком он пришел часов в шесть вечера. Если не ошибаюсь, около восьми вечера с вашего вокзала ежедневно отходят два поезда до Гонконга и один до Шэньчжэня, не так ли? – По расчетам Мэй, продавцу и перекупщику ритуальной чаши как раз хватило двух часов, чтобы завершить сделку и ближайшим поездом отправить ее в Гонконг или прилегающий район.

Девушка задумчиво поджала губы, наклонила голову набок и даже глаза закрыла. Мэй представила себе, как в ее сознании чередуются дни и лица, до настоящей минуты не имевшие никакого значения, и продолжила в надежде подсказать собеседнице нечто способное оживить ее память:

– Провинциал, впервые приехавший в Пекин. У него большие планы. Он жаждет разбогатеть. Думаю, ради такого случая мужчина принарядился в костюм, туфли, постригся, даже чемоданы новые приобрел. Короче, пыль в глаза пустил.

Глаза девушки широко раскрылись.

Потом веки опять ненадолго опустились, а когда поднялись, она заговорила:

– Кажется, вспомнила! С большим шрамом, вроде как ударило чем-то тяжелым! – Девушка прищурилась. – Да, костюм на нем был новый, только дешевый. И вместо чемодана большая сумка типа хозяйственной.

У нее на лице появилась самодовольная улыбка.

– Я на железной дороге много лет работаю, всех их насквозь вижу! – Мысли вырвались на свободу из туннелей памяти, и теперь одно воспоминание цеплялось за другое, вызывая к жизни все новые подробности. – Каждому хочется покрасоваться, как-никак в Пекин заявился, в столицу! Прическу соорудит, напялит на себя, что у них в деревне модно! А сюда припрется – ну, чистый клоун из цирка! И навозом за целую ли разит! Поначалу я и внимания не обратила на этого – как его? – Чжан Хуна.

– Но тем не менее запомнили! Почему?

– Ну да, запомнила. А почему… А вот почему! В тот вечер было полно народу. Я ему говорю – не ты один, все торопятся, стой молча и дожидайся своей очереди! А он не отстает, все жалуется на обслуживание, и то ему не так, и это! До чего же отвратительные бывают клиенты! Кто они такие, чтобы указывать нам, как надо работать?

Да, теперь все вспомнила, будто только вчера было! Подаю ему его дурацкий ящик, а он как заорет на меня, да с говорком таким не нашим, может, и хэнаньским, не знаю – осторожно, кричит, осторожно, мол, вещь очень хрупкая да ценная!

У них, понимаете ли, любая безделица на вес золота, а поглядишь – яйца выеденного не стоит! Здесь много таких болтается, как известно, что в проруби! К вашему сведению, наш Западный вокзал самый большой во всей Азии! Мы когда втроем работаем, когда вдвоем, как сегодня. Народ же не в курсе дела, они либо слишком тупые, либо знать ничего не хотят, кроме того, что опаздывают: подавай им вещи, и все тут! Ругаются, кричат на нас! А ведь мы обслуживаем, но не прислуживаем!

Глаза работницы камеры хранения возбужденно горели.

– Так вот, рассердил он меня, конечно, здорово. Ну как же, ставлю ящик на стойку, вежливо прошу его расписаться за выдачу, а он как завизжит, прямо взбесился: «Не швыряйте, ради всего святого!» Да разве ж я швырнула, нет, просто поставила, и даже довольно-таки аккуратно! В общем, вот как он меня достал! – И девушка стукнула себя по подбородку тыльной стороной ладони. – Я показала ему на табличку на стене, а там написано: «За повреждение сданных на хранение вещей Западный вокзал ответственности не несет».

– А что потом?

– Да ничего! Его стали торопить, пойдем, мол, некогда. Взяли ящик и ушли.

Мэй насторожилась.

– Так он был не один? А как выглядел этот второй? Мускулистый, с короткой стрижкой?

– Да нет, – покачала головой работница. – Так, девчонка какая-то.

– Девчонка? – удивилась Мэй. – То есть как девчонка? Какого же возраста?

– Ну, лет восемнадцати. Потаскушка с завитыми волосами, знаете, есть такие.