Негасимое пламя
Шрифт:
– Благодарю за содействие, – сказал Верховский, щелчком пальцев уняв управляемый пожар. Оставшийся на мраморных плитах мелкий серый пепел уже не представлял никакой опасности.
Михаил простодушно отмахнулся – мол, что уж там. Рано расслабился. Верховский подождал, пока любители бесплатных развлечений расползутся под собственный взбудораженный галдёж, и потребовал:
– Предъявите удостоверение, будьте добры. И расскажите подробно, что произошло.
Парень завозился, хлопая себя по карманам.
– А чего рассказывать? Бежал мимо, показалось – шевелится что-то в кустах. Думал, пьянь какая или ещё кто, а там упырь. Сейчас время-то, сами знаете…
–
– Я потом подумал, что надо было, – бесхитростно заявил Старов. Он, кажется, вовсе не понимал, что его отчитывают. – Ну, когда вёз уже. А так разве сообразишь? Когда нападают, бить надо.
– Не поспоришь, – едко заметил Верховский. – И как же вы его… транспортировали?
Михаил пожал плечами.
– Друга попросил помочь. У него машина есть, он этими огромными собаками занимается, как их…
– Неважно. Ваш друг принадлежит к сообществу?
– Не-а. Ну я ему упыря и не показывал, сам в кузов затолкал и всё. Сказал, что псину бешеную поймал.
Ловко. Не такой уж он и простачок. Запомнив на всякий случай номер удостоверения, Верховский вернул Старову книжечку.
– А сами вы что в парке делали?
– Бегал. Я всегда по утрам бегаю.
– Потрясающе, – буркнул Верховский себе под нос. Мысль, поначалу показавшаяся безумной, не давала ему покоя. – А вы, молодой человек, работаете где-то?
– Конечно. Историю преподаю.
– Сферу деятельности сменить не хотите? – Верховский пытливо прищурился. Этот историк, молодецкая стать которого повергла бы в уныние любого древнегреческого атлета, был на полголовы его выше и в полтора раза шире в плечах. – У меня в отделе есть место на стажировку. Вас возьму без собеседования.
Старов растерянно крякнул. На такой исход своего маленького приключения он явно не рассчитывал.
– Подумать можно?
– Нужно. Надумаете – звоните, – Верховский, развеселившись, улыбнулся будущему стажёру. – Или, если хотите, приезжайте сразу с документами. Дежурные знают, как до меня достучаться.
***
«…Мне бы хотелось, чтобы современная наука располагала достаточными средствами для доказательства моих предположений, но то, что я вижу, говорит само за себя. Все мы, по обе стороны границы, принадлежим к одному и тому же человечеству, с точностью до вида. Когда-нибудь, когда наконец изживёт себя наша многовековая скрытность, через границу ступят не только скучные физики вроде меня, но и историки, и лингвисты, и фольклористы – им и будет принадлежать честь открытий, которые пока только лишь дрожат на кончике моего пера. Эти учёные предметно опишут, как именно связаны наши слои реальности, и восстановят доселе скрытый ход событий. Они же изыщут способ раз и навсегда отмести недостойные разумного человека мысли о недоразвитости людей, живущих по ту сторону границы…»
Скрипнув сочленениями, поезд остановился на очередной станции. Яр вжался спиной в поручни, пропуская мимо себя плотный людской поток. Тяжёлый день близится к концу. Совесть не будет в обиде, если он посвятит вечер не штудированию философских трудов и не попыткам укротить норовистую старую иномарку, но потратит время на дневник волхва-учёного. Пространные записи дышали надеждой. Николай Свешников смотрел в будущее с удивительным оптимизмом.
Потому что следом за бесхребетными неизбежно явились бы безжалостные.
«…Есть все основания полагать, что знания о магии и тем более о волшбе пришли к нам из-за разлома. Следуя прихотливым закономерностям эволюции, наши соседи и родичи быстрее нас изыскали способ противостоять нежити, досаждающей им куда сильнее, чем нам. Но то, что дало им толчок к развитию, сыграло с их цивилизацией злую шутку. Трудно себе представить, насколько тяжелее возделывать поля и пасти скот под постоянной угрозой со стороны враждебных неживых, а без достаточного и, далее, профицитного обеспечения первичных потребностей ни о каком развитии не может быть и речи…»
– Просьба сохранять спокойствие, поезд скоро отправится.
Яр вскинул голову, не без труда вспоминая, на каком он свете. Поезд и впрямь встал посреди перегона; в час пик – обычное дело, особенно здесь, в тесных старых тоннелях. Большинству пассажиров было всё равно; некоторые недовольно озирались по сторонам.
– Папа! Поезд что, поломался?
– Нет, Манюш, просто ждёт. Скоро поедем.
«…Вопрос, которым я задаюсь с тех пор, как впервые переступил границу между мирами: обречены ли общества по ту сторону разлома проходить все те же стадии, какие знает наша история, или среди великого множества вероятностей есть и иные пути к прогрессу? Заняв позицию наблюдателя, мы могли бы получить бесценные сведения: речь ведь не об изолированном островке в океане, но о целом мире, о незамкнутой системе, за которой можно следить, почти не нарушая её внутреннего равновесия. Но если мы будем лишь беспристрастно смотреть, как в борьбе за прогресс гибнут люди и государства, не поставит ли это под вопрос нашу собственную человечность? Здесь тот самый случай из классической логики, когда из двух несовместимых утверждений лишь одно может быть истинным…»
– Просьба сохранять спокойствие, поезд скоро отправится.
Яр закрыл тетрадь и бережно опустил её в расстёгнутый зев рюкзака. Почти наверняка всё хорошо, но на календаре самое преддверие солнцестояния, а в тоннелях водится нежить. Пусть лучше руки будут свободны. Переложив лямки рюкзака из правой ладони в левую, Яр украдкой размял пальцы.
– Просьба сохранять спокойствие…
Немолодая женщина, прижатая к дверям плотной людской толпой, коротко всхлипнула и пошатнулась. Её соседи брезгливо отпрянули, испуганные неожиданной чужой немощью. Яр тронул её за плечо, привлекая внимание.
– Встаньте сюда. Тут свободнее.
Он отступил на полшага внутрь вагона и не слишком вежливо отодвинул мужчину, который тут же попытался занять удобный угол между поручнем и дверьми. Кто-то подтолкнул стремительно бледнеющую женщину; Яр подхватил её под руку и мимолётно коснулся покрытого испариной полуседого виска. В такой толчее это не выглядело странным.
– …сохранять спокойствие…
– Спасибо… спасибо, молодой человек, – женщина нервно провела ладонью по лицу, словно сметая паутину. Она стыдилась собственной слабости – будто в этом было чего стыдиться. – Я… простите, у меня… Не люблю… Под землёй…