Негасимое пламя

Романова Наталья Игоревна

Впрочем, наверное, он слишком требователен к людям.

– Не беспокойся, я справлюсь, – вздохнул Верховский, изо всех сил стараясь быть любезным. Сейчас он устал, как собака, но, может быть, потом… – У тебя своих забот полно.

– Как знаешь, – Сирена разочарованно вздохнула и, бестолково покрутившись у его стола, вернулась на своё место. Размышлять, насколько она уязвлена, было лень.

Курсор гипнотически мигал перед глазами.

А ведь Харитонов прав. Из привычной, не слишком удобной жизни старший лейтенант давно вырос. Пора что-нибудь менять.

***

Район

ему понравился. Хороший район, чистенький, удобный, без ненужного лоска и претензий на шик. До работы – минут сорок общественным транспортом и чуть дольше, если вдруг на машине. Подвела сама квартира: нелепая, вытянутая и тесная, наводящая на мысли не то о склепе, не то о подвальных катакомбах Управы. Конечно, если подумать, жильё ему нужно, только чтоб кантоваться в перерывах между дежурствами… С другой стороны, имея за душой звонкую монету, можно позволить себе привередничать.

Верховский сунул руки в карманы и задрал голову, разглядывая оживающую к вечеру многоэтажку. В горящих тёплым светом окнах кое-где мерцали новогодние гирлянды; их отблески на краткие мгновения расцвечивали неторопливо вьющиеся в воздухе крупные снежные хлопья. Люди, которые вешают эти огоньки, наверняка осознают бессмысленность своих действий – и всё равно каждый год с завидным упорством повторяют ритуал в надежде вызвать из глубин памяти дух праздника. Верховский тоже что-то такое помнил – правда, совсем смутно. А жаль. Может, купить в ближайшем супермаркете самую дешёвую гирлянду и тоже развесить в своей берлоге, полной будничного запустения? Вдруг эти штуки работают как симпатический артефакт?

Во двор, утомлённо фырча двигателем и задевая боками свежие сугробы, вползла машина. Прокатилась с десяток метров и недвусмысленно нацелилась на парковочный карман, посередине которого стоял Верховский. И правильно: нечего всяким мимохожим занимать жизненное пространство аборигенов. Оскальзываясь на снегу, смёрзшемся в крепкую корку, Верховский выбрался на тротуар и побрёл в сторону метро. Может статься, даже не в последний раз. Вдруг более подходящего варианта так и не найдётся?

– Эй, мужик, погодь!

Исполинская тень застенчиво выдвинулась из-за лысых кустов. Пахнуло, несмотря на холод, едким потом и дешёвым куревом; Верховский сам смолил такое, пока Лидия однажды не бросила вскользь, что терпеть не может табачную вонь.

– Чем могу быть полезен? – доброжелательно спросил старший лейтенант магбезопасности, привычно пряча руки за спину.

Куда это его занесло за раздумьями?.. Затенённый пустынный пятачок, надёжно отделённый от людных улочек вереницей приземистых зданий. Доводилось когда-то пастись в таких местах, поджидая какого-нибудь незадачливого обывателя, решившего, на свою беду, срезать дорогу через дворы. Широкоплечий приверженец того же ремесла, не таясь, перегородил собой протоптанную в снегу тропку. Плоское лицо, заросшее клокастой бородой и едва тронутое светлым присутствием разума, походило сразу на всех когда-либо допрошенных Верховским маргиналов. За одним исключением: у этого совсем не было

бровей.

– Не будет сотки-другой, а? – проникновенно попросил детина. – Пожрать купить. Если не жалко.

Верховский вздохнул и полез за бумажником. Очень хорошо помнил, каково оно, особенно среди зимы.

– Дешёвую не бери, отравишься, – напутствовал он, протягивая бродяге несколько сторублёвых купюр. Как бы мужика в чём-нибудь не заподозрили: зарплату оперативникам безопасности выдают новенькими бумажками одной серии, в уличных кругах такое не любят.

Проситель просиял щербатой улыбкой.

– Вот тебе спасибо! А то холодно, ядрёна макарона, околеть можно…

Что?.. Верховский сощурился, угадывая знакомое в грубых чертах. Страх несбывшегося болезненно царапнул его сквозь ставшую привычной броню повседневного благополучия.

– Типун? – неуверенно окликнул Верховский. Леший побери, да как же его по-настоящему?

Бродяга недоверчиво воззрился на него исподлобья, потом изумлённо выпучил глаза. Узнал.

– Ноготь, ты, что ли? – он прибавил от избытка чувств пару крепких ругательств. – Ну ни хрена себе, ядрёна макарона! Как это ты?.. Мы ж тогда думали – всё, с концами, а оно вон как… Одетый-обутый, при деньгах. Прям человек!

Слова сыпались из него, как горошины из прорванного мешка. Не считая Витьки Щукина, он оказался едва ли не первым за долгие годы, кто был искренне рад видеть Верховского. Это несмотря на то, что в былые времена они безо всяких сантиментов били друг другу морду за какую-нибудь пачку сигарет… Про зажатые в кулаке купюры Типун будто бы вовсе позабыл. Наивная душа, выживающая на неприглядном дне мегаполиса.

– Пошли выпьем, что ли, – предложил Верховский. Должно же возле метро быть хоть одно непривередливое заведение с пристойным пойлом в прейскуранте! – Поговорим в помещении где-нибудь. Холодно.

– Да меня ж не пустят.

– Пустят, – упрямо сказал Верховский. Уверенности в его голосе было больше, чем на душе.

Пустили, пусть и не с первой попытки. Заведение, судя по всему, было той ещё дырой, но поесть и выпить здесь давали, а на облик и запах посетителей обращали внимания куда меньше, чем на платёжеспособность. Типун блаженствовал: ему было тепло, его пустили в чистый сортир, ему дали еды и пива – надо сказать, весьма паршивого. Счастливый, если вдуматься, человек. Старшему лейтенанту магбезопасности для достижения сходного состояния нужно намного больше.

– Ну ты хоть расскажи, что тогда с тобой стало-то, – азартно потребовал Типун, с наслаждением прихлёбывая мутноватое пиво. – Менты отпустили, что ли?

– Не догнали, – Верховский сдержанно усмехнулся. Не рассказывать же прежнему товарищу, что он теперь сам носит погоны – правда, не полицейские. – Нашлась добрая душа, помогла.

– У-у-у, – Типун понимающе закивал. – Посерьёзней ребята под крылышко взяли?

Губы тронула непрошенная улыбка.

– Серьёзней некуда.

– По тебе видать, ядрёна макарона, – отвесил комплимент Типун. – Свезло, значит. Ну, чтоб всем так!