Неглубокая могила
Шрифт:
– Да, знаю, – сказал Курц.
– Значит, остается один Майлз.
– И ты.
София не стала притворяться, изображая гнев.
– Естественно. Но зачем мне затевать эту грязную игру, если я все равно унаследую деньги папы?
– Хороший вопрос, – заметил Курц. – Теперь мой черед. Ты сказала, что можешь мне сообщить, кто меня подставил.
София покачала головой:
– Точно мне неизвестно, но если в деле замешан Майлз, ты должен опасаться некоего Малькольма Кибунта и его ненормального белого дружка.
– Малькольм Кибунт, – повторил Курц. –
– Бывший «мясник» из Филадельфии. Огромный, черный, злой, словно ужаленный змеей мормон. Ему лет тридцать с небольшим. Бреет голову наголо, но носит маленький паричок. Ходит в черной коже, весь обвешанный золотом. В переднем зубе у него вставлен бриллиант. Я видела этого типа всего один раз. Думаю, Леонарду Майлзу вряд ли известно о том, что я знаю об их отношениях с Кибунтом.
– Не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, – сказал Курц.
Закурив новую сигарету, София глубоко затянулась и молча выпустила дым.
– И чем занимается наш друг Малькольм? – спросил Курц.
– Из Филадельфии он перебрался сюда, спасаясь от обвинения в убийстве, – продолжала София. – Причем на мокрое дело он пошел не ради «мясников». Наоборот, пришил своего собрата по заказу колумбийской мафии. Малькольм занимался кокаином, занимался по-крупному. Затем он переключился на устранение конкурентов.
– Сидел? – спросил Курц.
– Ничего серьезного. Вооруженное нападение при отягчающих обстоятельствах. Незаконное хранение оружия. Убил свою первую жену – задушил.
– Ну за это-то он должен был получить срок.
– Получил, но небольшой. Его защищал Майлз. Он добился для Малькольма двух лет принудительного лечения в психушке. Кажется, именно поэтому Майлз считает, что Кибунт у него на крючке. Но я бы на месте Майлза на это особо не рассчитывала.
– А что ты можешь сказать про его белого дружка?
София покачала головой. Ее вьющиеся волосы, высохнув, стали виться еще больше.
– Я его ни разу не видела. Не знаю, как его зовут. Говорят, он действительно белый – почти альбинос – и умеет обращаться с ножом.
– Ого, – нахмурился Курц.
– Вот уж точно, – вздохнула София. – Если бы папа до сих пор вел дела в Буффало, этих двоих раздавили бы, как тараканов, едва они появились в городе. Но сейчас я сомневаюсь, что папа даже слышал о них.
– Как именно твоего отца отстранили от местных дел?
София снова вздохнула:
– Героин рассказывал тебе о перестрелке?
– Только упомянул про нее, не вдаваясь в подробности.
– Что ж, рассказывать особенно нечего, – сказала София. – Лет восемь назад папа с двумя телохранителями возвращался из ресторана «Бостон-Хиллз», и две машины попытались взять его лимузин в «коробочку». Разумеется, водитель папы знал свое дело, и стекла были пуленепробиваемые, но, когда водитель сдавал назад, выбираясь из ловушки, один из нападавших выстрелил в его стекло из ружья, а затем в разбитое окно уже палили из автоматов. Папа получил лишь царапины, но оба его телохранителя были убиты.
Умолкнув, она стряхнула пепел в эмалированную пепельницу.
– Папе
– Они были белые или черные? – спросил Курц.
– Белые, – сказала София. – Одним словом, папе удалось бы уйти, но кто-то выстрелил в «Кадиллак» из винтовки. Проклятая пуля калибра 357 «магнум» пробила багажник, запасное колесо, оба сиденья и застряла у папы в спине, в четверти дюйма от позвоночника. А лимузин был бронированный.
– Дон Фарино выяснил, кто организовал на него покушение?
София пожала плечами. Соски у нее были нежно-коричневые.
– Долгое расследование, несколько подозреваемых, но ничего определенного. Скорее всего, это сделали Гонзаги.
– Вторая шайка итальянского сброда, орудующая в западной части штата Нью-Йорк? – уточнил Курц.
София нахмурилась:
– Мы не называем их «итальянским сбродом».
– Ну хорошо, – согласился Курц. – Гонзага – вторая банда макаронников, имеющая лицензию на ведение дел в этом штате, так?
– Так.
– И в итоге прошло уже шесть лет с тех пор, как то, что осталось от семьи Фарино, окончательно развалилось?
– Да, – подтвердила София. – После того, как папа стал калекой, дела пошли под откос.
Курц качнул головой:
– Твой старший брат Дэвид пытался вести дела семьи до середины девяностых. Затем он разбился на машине, до ушей перегруженный кокаином. Твоя старшая сестра сбежала в Европу и ушла в монастырь в Италии.
София кивнула.
– Потом некоторое время всем заведовал Малыш Героин, но остальные семьи пришли к выводу, что твоему отцу пора на покой, – продолжал Курц. – Малыш Героин набрался наркотиков и набросился на свою подружку-бразилийку с лопатой, и вот ты осталась в большом доме одна со своим отцом.
София промолчала.
– Что у вас крадут? – спросил Курц. – На грузовиках, на которые нападают?
– Видеомагнитофоны, проигрыватели видеодисков, сигареты, – ответила София. – Обычная мелочовка. Все нью-йоркские семьи занимаются контрабандой спиртного, видеомагнитофонов и видеокассет, а это значит, игра идет по-крупному. А папе бросают крошки. Сигареты оставили в память о прошлом.
– На сигаретах без акцизных марок можно прилично заработать, – заметил Курц.
– Но только не при тех объемах, которые оставили нашей семье, – возразила София.
Соскользнув с кровати, она подошла к гардеробу. На одном из кожаных кресел у окна лежал махровый халат, но София не обратила на него внимания. Судя по всему, обнаженная она чувствовала себя превосходно.
– Тебе пора уходить отсюда, – сказала она. – Скоро будет светать.
Кивнув, Курц встал с кровати.
– Господи, сколько же у тебя шрамов! – воскликнула София Фарино.
– Со мной часто происходят несчастные случаи, – усмехнулся Курц. – Где моя одежда?
– В мусоропроводе.