Нехрупкая Лилия
Шрифт:
Начинаю зевать. И не понятно от усталости, или связка срабатывает.
— Можете показать, где я буду спать? — чувствую, как начинаю засыпать.
— А в комнате, за занавеской, — показывает рукой.
Успеваю упасть на кровать и отключаюсь, погружаясь в сон.
Над озером поднимается полная луна. Свет от неё дорожкой идёт до самого берега. Кидаю в воду камешек.
— Раз, два, три, четыре… — считаю отскоки от водной глади прежде чем он утонет.
Я теперь не я, а Стас.
Это он
— Хочу, чтоб прекратилось… — загадываю желание.
Но боль не уходит, мне приходится её терпеть. Травма сказывается.
— Стас… — слышится тихий шёпот.
Поднимаюсь и осматриваюсь. Никого.
Почему это имя мне так знакомо? Словно меня позвали. Но меня же не так зовут. Я не помню, как было три года назад, но мне мою жизнь всю рассказали от рождения до моего падения в реку. Вот его я иногда вижу во снах.
Снова ложусь и без мыслей рассматриваю тёмное небо. Усталость наливает тело свинцом. Весь день рубили лес на дрова. На руках кровавые мозоли от топора. Мышцы гудят.
Будит голос орущего за окном петуха.
— Чтоб тебя, тварина, в супе сварили, — закрываю голову подушкой.
Четыре часа! Сдурели тут все что ли в такую рань вставать?!
Хозяйки уже нет в доме.
Полинка безмятежно спит, провалившись в мягкую перину. Я их отродясь не видела, а тут поспать на ней пришлось. Словно в облако проваливаешься. Но душно.
Выхожу на порог дома. Случайно наступаю на развалившегося посреди дороги кота. Взвывает, пытается укусить.
— Ага, счас! — получает ногой поджопник.
Смывается, разогнав на пути курей. Те громко кудахчут, петух начинает кукарекать.
— Да, заткнись ты уже! — кидаю в него стоящий на пороге тапок.
С недовольством залетает на забор и орёт уже оттуда.
— Вот же скотина неугомонная.
— Разбудили вас? — идёт со стороны сарая Меланья с ведром молока. — А ну пошёл! — замахивается на петуха хворостиной.
Тот поквохтав, сбегает в курятник.
— Давно бы его уже зарубила, но курей хорошо топчет. Даже соседи одалживают. Молочка хотите? Парное.
— Нет, спасибо! У меня непереносимость лактозы, — морщу нос.
— Чего?
— Расстройство желудка у меня от молока. Умыться где можно?
— Так вот умывальник, — показывает рукой на железное ведро с пипкой. — Я рушник принесу.
И как этим пользуются? — осматриваю вещь ранее мной неведомую. Нажимаю на пипку, она поднимается и из ёмкости течёт вода. Холодная.
Мда…
Главное, Лиля, электричество есть. Не дремучие уже люди-то в деревне.
Подставляю руки и умываюсь. Меланья приносит красивое полотенце
— А попроще ничего нет? Жалко такую красоту портить, — рассматриваю узоры.
— Я ещё вышью, — отмахивается.
Вытираюсь тем куском, где нет вышивки. Жалко, правда.
— Меланья, а у вас озеро где-нибудь поблизости есть? — вспоминаю свой сон.
— Имеется. Недалеко. У заимки. Только вода там и летом холодная. Никто не купается. А вам зачем?
— Интересно очень. Поснимать хотим.
— Ага… Поснимайте, конечно… Там красиво.
Глава 4
— Не так я себе деревню староверов представлял, — оглядывает Фил аккуратные бревенчатые домики под железными крышами.
— Думал, здесь ещё девятнадцатый век? — посмеиваюсь над ним.
— Примерно.
— А вот и облом, не кибердеревня, конечно, но вполне себе. Как и многие в стране. Но молятся они и работают как обычно. Хозяйка, у которой нас поселили, час на коленях перед иконами утром стояла. Мои бы такого не выдержали.
— Сегодня поснимаем людей за работой, возьмём интервью коротенькие про жизнь. Слышь, Лиль? — пихает локтём.
— Ага… — отвлекаю внимание на девушку, идущую в нашу сторону.
Красивая, с длинной русой косой. И грудь… Та самая. Это её я рядом со Стасом видела во снах. Значит, здесь он.
Кручусь на месте, вглядываясь в лица зевак на улице, которые собрались вокруг нашего трейлера. Его нет.
Девушка равняется с нами и останавливается.
— Доброе утро! — журчащий знакомый голос.
Точно она!
— Здравствуйте! — оживляется Фил, заценив местную красавицу. — Девушка, а вы куда идёте?
— Мужчин наших встречать, с заимки приезжают, дрова на зиму заготавливали, — краснеет под его пристальным взглядом.
— А с вами можно? — не унимается. — Мы поснимать, — поправляется после моего тычка в бок.
— Снимайте, — обходит нас девица и направляется вниз по дороге.
— Фил, ты дебил? Ты смотри к кому шары подкатываешь. Тут блядство не поощряется, замуж девственницами выходят. Опозорить хочешь девку?
— Да я просто…
— Тут свои законы, и мы обязаны их соблюдать. Так что завяжи свой шнурок в узелок.
— Чё шнурок-то? Нормальный у меня, — обиженно.
— Ой, давай без интимных подробностей. Ваших причиндалов я за всю жизнь немало повидала, — морщусь. — Бери оператора, слухаря и вперёд. Там народ уже кучкуется.
Народ — сильно сказано. В основном женщины и дети. Мужей и отцов вышли встречать?
— Как с войны ждут. Цветов и шариков не хватает, — наблюдаю за ними. — Этих сними, — показываю оператору на несколько молодых девушек, шушукающихся в сторонке, поглядывая на нашу группу.