Неистребимый майор

Исаков Иван Степанович

Итак, каждое утро Летучий голландец, с исключительной пунктуальностью появляясь в своем рабочем кабинете, прежде всего открывал форточки (или окна, в зависимости от сезона) и внимательно оглядывал гавани, рейд и Южный берег.

Это смотрел на воду и на небо не праздный обыватель, собирающийся на прогулку по Петровскому парку, а начальник отдела боевой подготовки, то есть офицер, отвечающий за щиты для стрельб, за организацию вылетов самолетов-разведчиков, за распределение полигонов для маневрирования подводных лодок и за многое-многое другое, что должно по строгому плану взаимодействия протекать в море, под водой, в воздухе и на побережье. Причем все это осложнялось условиями такого уплотненного базирования Балтийского флота, что не хватало ни моря, ни воздуха, ни суши.

Но кроме начальника

УБП [7] в лице Летучего голландца одновременно смотрел в окно яхтсмен-любитель, спортсмен-артист, который после работы мечтал сделать несколько галсов в пределах Маркизовой лужи [8] .

Именно эти прогулки на яхте служили тем целебным бальзамом, который в значительной мере примирял Летучего голландца с жизнью и работой на берегу. Поэтому рядом со служебным зданием, один из фасадов которого выходил на Итальянский пруд [9] , недалеко от бона для штабных катеров был организован своеобразный филиал яхт-клуба — Озаровский держал тут одного из «Драконов» [10] .

7

УБП — принятое сокращение: учебно-боевая подготовка.

8

Маркизова лужа — традиционное у балтийских моряков название мелководного района Невской губы, заключенного между линией Лисий Нос — Кронштадт — Ораниенбаум и устьем Невы. Происхождение этого названия относится к периоду управления Морским министерством Российской империи маркизом Жаном Франсуа де Траверсе (1754–1830), французским эмигрантом-роялистом, спасшимся от гильотины и обласканным Александром I. Для экономии маркиз, которого современники величали Иваном Ивановичем, отменил дальние плавания, вследствие чего кораблям Балтийского флота пришлось «топтаться» вокруг Кронштадта. Флот пришел в упадок. Маркиза ненавидели и увековечили его титулом опостылевший плес Невской губы.

9

Историческое название небольшого ковша, врезанного в берег, со стенками, облицованными гранитом чуть не при Петре Великом; имеет выход в море через Лесную гавань.

10

Небольшая яхта международного класса «Дракон» с так называемым бермудским вооружением и кокпитом с козырьком. Рассчитана на три-четыре человека, но искусный яхтсмен может управлять «Драконом» один.

Периодически, а летом чуть не ежедневно, если позволяли обстоятельства работы и погода, Летучий голландец прямо из кабинета, не переодеваясь, спешил к бону Итальянского пруда и один выходил в море, с расчетом использовать хотя бы час или два до спуска флага. Не для гонок и состязаний, а только для себя проделывал он затейливые эволюции в водах, омывающих остров Котлин. Почти никогда не уменьшая парусности, даже в свежую погоду, он часто возвращался мокрый насквозь, уставший, с ладонями рук, содранными шкотами, но бодрый и довольный.

Это было не только удовлетворение спортсмена, но и человека, проветрившего мозги от пыли бумажного мусора, накопившегося за сутки.

Именно потому друзья-остряки посоветовали окрестить яхту «Форточкой» или «Отдушиной», однако ее хозяин категорически возражал, уверяя, что ее класс, то есть «Дракон», является прекрасным наименованием. Так как подобное совмещение не допускалось правилами яхт-клуба, Озаровский, застенчиво улыбаясь, добавил:

— Кажется, у меня за кормой ее называют «Летучим голландцем»? Так пусть и останется этот «Дракон» «Летучим голландцем».

Пожалуй, это был первый случай, когда он выдал себя в том, что не только терпит свое прозвище, но что оно в душе ему нравится, а возможно, даже льстит.

Предложение не прошло. Оказалось, что один из классов гоночных шверботов

уже именовался «Летучим голландцем». Так некрещеный «Дракон» и остался «Драконом».

В отдельные дни по выражению лица капитана яхты нетрудно было догадаться, что он оставался один на один с ней для того, чтобы без помех обдумать и решить какой-то мучивший его сложный вопрос. Но это не всегда ему удавалось. Очевидно, против некоторых напастей судьбы даже «Дракон» был бессилен.

3

Этот оказавшийся злополучным день, начинался тем чудесным утром первых чисел сентября, которые так хорошо знают ленинградские старожилы.

Погоду можно было назвать «прогулочной». И несмотря на то, что все небо плотно закрывал серый облачный покров, под ним установилась отличная видимость до самого горизонта, а теплый и сухой ветерок вычесывал в слегка золотеющих парках Стрельны, Петергофа и Рамбова [11] отдельные рано увядшие листья. Краткие периоды подобных дней не избалованные природой старые балтийцы полуиронически называют курортными. В этот период лето затягивается, рассчитывая свой срок по старому стилю, а осень торопится вступить в свои права, используя новый стиль. Даже административно-строевые отделы через СНиС [12] и комендатуры при такой погоде рискуют оповещать о разрешении ходить в белых кителях и форменках; конечно, до спуска флага, так как вечера становятся прохладными.

11

Ныне Ломоносов, до 1948 года назывался Ораниенбаумом, на флотском жаргоне для сокращения именовался Рамбовом.

12

СНиС — официально принятое сокращение Службы наблюдения и связи.

В отделе УБП это утро началось, как всегда, и Летучий голландец, обойдя окна и постучав ногтем по стеклу барографа, почти бесповоротно решил, что сегодня по крайней мере часика два покувыркается на «Драконе». Уж очень был соблазнителен этот упругий и устойчивый норд-норд-вест от трех до четырех баллов.

Но во время обхода приборов, машинально набивая табаком неказистую трубочку, Летучий голландец заметил, что в смежной комнате его верноподданные помощники не сидят на рабочих местах, а, сбившись в группу, заговорщически шушукаются.

Оказалось, что ночью изъяли, как тогда принято было говорить, капитана 1-го ранга Н., но об этом никто ничего толком не знал. Даже комиссар штаба.

Что оставалось делать Летучему голландцу?

— Не вижу оснований прерывать работу! Предлагаю немедленно заняться своими делами!

Про себя он решил, что когда явится к начальству с очередным докладом, то после служебных разговоров постарается убедить, что в подобном случае нельзя играть в молчанку, а надо разъяснять офицерам, что к чему.

Но не успели щелкнуть замки распахнутых сейфов, зашелестеть раскладываемые карты и планы полигонов и прозвенеть первые телефонные контакты с другими штабами, как в кабинет вошел известный на всех флотах «артиллерийский бог» — Сергей Венкстерн. Начальник кафедры Высших офицерских курсов в Ленинграде, сейчас он больше месяца обретался на кораблях и фортах, руководя практикой своих питомцев, будущих высококвалифицированных пушкарей советского флота.

Визит тривиальный, так как математика и специалиста по теории вероятности связывала давнишняя дружба с Летучим голландцем, а, кроме того, планирование и утряска всех расписаний учебных стрельб осуществлялись именно в этом кабинете.

После штатного обмена приветствиями Венкстерн обстоятельно уселся в кресло перед столом и с привычной методичностью стал перезаряжать свою строгую, но изящную трубку среднего калибра. По манерам, мимике и голосу нельзя было заметить какого-либо уклонения от обычного настроения этого умного, но немного скептичного друга, обладавшего исключительной выдержкой артиллериста.

Выждав, когда Летучий голландец прервет вычерчивание какой-то хитроумной схемы, Венкстерн произнес тихим, но вполне внятным голосом, смотря в потолок: