Неизменная

Кэрригер Гейл

Изобретательница положила в рот кусочек приготовленной на пару яичницы и ничего не ответила.

Леди Маккон поняла, что, пикируясь с сестрой, рискует стать объектом насмешек окружающих, и сменила тему.

— Мадам Лефу, а что вы делали до того, как переехали в Лондон? Я так понимаю, прежде вы жили в Париже? Там вы тоже держали шляпный магазин?

— Нет, магазин был у моей тетушки, а я работала вместе с ней. Она научила меня всему, что я знаю.

— Всему?

— О да, абсолютно.

— Незаурядная

дама ваша тетушка.

— Вы даже не представляете, насколько.

— И с избытком души, должно быть.

— О, — произнесла заинтригованная Айви, — а после смерти тетушка явилась к вам в фантомном состоянии?

Мадам Лефу кивнула.

— Как это мило, — улыбаясь, поздравила ее Айви.

— Думаю, я тоже в конце концов стану призраком, — охорашиваясь, горделиво сказала Фелисити. — Я как раз того типа, при котором бывает избыток души. Маменька говорит, что для человека, который не играет на музыкальных инструментах, не поет и не рисует, у меня очень творческая натура.

Алексия прикусила язык. Шансов на избыток души у Фелисити было примерно столько же, сколько у болотной кочки. Возвращая разговор к прошлому изобретательницы, леди Маккон спросила:

— А почему вы решили оставить родину?

— Тетушка умерла, и я приехала сюда в поисках одной украденной у меня драгоценности.

— Неужели? И вы нашли ее?

— Нашла, но только для того, чтобы понять, что она не принадлежала мне с самого начала.

— Как это прискорбно, — посочувствовала Айви. — У меня так же однажды со шляпкой вышло.

— Это не имеет значения. К тому времени, как я ее обнаружила, она изменилась до неузнаваемости.

— До чего же вы таинственная и загадочная! — Леди Маккон была заинтригована.

— Эта история касается не только меня, потому я не могу ее рассказать. Если я не буду достаточно деликатна, могут пострадать другие люди.

Фелисити демонстративно зевнула. Ее мало интересовало все, что не касалось непосредственно ее самой.

— Что же, все это совершенно замечательно, но я должна пойти переодеться в дневное платье.

Мисс Хисселпенни тоже поднялась.

— А мне нужно проведать мистера Танстелла и убедиться, что ему принесли достойный завтрак.

— Весьма маловероятно, потому что достойного завтрака не получил никто из нас, — сказала Алексия, которая предвкушала неминуемый конец воздушного путешествия потому, что на земле ее ждала вкусная, не перемолотая и не распаренная до состояния кашицы пища.

Сотрапезницы расстались, и Алексия уже собралась было приступить к воплощению в жизнь своего крайне насыщенного плана, когда поняла вдруг, что если Айви пошла проведать Танстелла, то эти двое окажутся наедине, а это плохой вариант. Пришлось ей со всех ног поспешить за подругой в каюту клавигера. Там она застала мисс Хисселпенни и Танстелла в положении, которое они сами, вероятно, считали страстными объятиями. Губы их действительно соприкасались, но на этом и все, причем главной заботой Айви во время поцелуя было, чтобы ее шляпка оставалась на месте, во всяком случае, так казалось со стороны.

Конфигурация у упомянутой шляпки была бы самая что ни на есть мужская, если бы не громадный бант в пурпурную и зеленую клетку.

— Ну, — громко сказала леди Маккон, заставляя парочку прерваться, — вижу, Танстелл, ты с поразительной быстротой оправился от своей болезни.

Мисс Хисселпенни и клавигер отпрянули друг от друга. Оба они зарделись от смущения, хотя следует признать, что у рыжеволосого Танстелла это получилось эффектнее.

— О боже, Алексия! — воскликнула, отпрыгивая, Айви и поспешила к дверям так стремительно, как только позволяли раздувающиеся пышные юбки ее дорожного платья.

— О нет, мисс Хисселпенни, пожалуйста, вернитесь! — возопил Танстелл, а потом добавил такое, что вообще ни в какие ворота не лезло: — Айви!

Но упомянутой барышни уже и след простыл.

Алексия устремила на рыжеволосого молодого человека суровый взгляд.

— Танстелл, что это ты устраиваешь?

— О, леди Маккон, я беззаветно влюблен в нее. Эти черные волосы, этот нежный нрав, эти очаровательные шляпки!

Силы небесные, подумалось Алексии, да он действительно влюблен, раз воспевает ее головные уборы. Она вздохнула и сказала:

— Но, Танстелл, право же, давай рассуждать здраво. Мисс Хисселпенни не может связать с тобой свое будущее. Даже если бы тебя не ждала скорая метаморфоза, ты же актер без каких бы то ни было существенных перспектив.

На лице Танстелла появилось выражение трагического героя, то самое, что Алексия не раз видела, когда он играл роль Порчильяно в пьесе «Смерть в ванне», которую давали в Вест-Энде.

— Истинная любовь преодолеет все препятствия.

— Что за чушь! Танстелл, будь благоразумен. Мы не в шекспировской трагедии, сейчас семидесятые годы девятнадцатого века, и жить надо соответственно.

— Но вы с лордом Макконом женились по любви.

Леди Маккон вздохнула.

— И как ты это себе представляешь?

— Никто другой с ним бы не ужился.

Алексия хохотнула:

— Ты хочешь сказать, что никто другой не ужился бы со мной.

Танстелл поступил здраво, пропустив это замечание мимо ушей. Леди Маккон объяснила:

— Коналл — граф Вулси, и поэтому может позволить себе эксцентричную выходку и обзавестись совершенно неподходящей женой. А ты не можешь. И эта ситуация вряд ли изменится в будущем.

Глаза Танстелла по-прежнему горели. Он явно остался при своем мнении.

Леди Маккон снова вздохнула.

— Ладно, вижу, тебя не переубедить. Схожу посмотрю, как там Айви.

Мисс Хисселпенни билась в затяжном приступе истерики на обзорной палубе в дальнем углу.

— О, Алексия, что мне делать? Все это ужасно несправедливо, и я так этим подавлена!

В ответ леди Маккон предположила:

— Может, тебе нужно срочно обратиться к доктору, который лечит от пристрастия к уродливым шляпкам?

— Какая ты гадкая, Алексия! Будь же серьезна. Ты должна признать, что это непостижимая несправедливость!