Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Шрифт:
Остается лишь сожалеть о том, что никто из самоотверженных людей прошлого – ни доктор Маньяго, ни народные лидеры Зепп Кершбаумер, Георг Клотц, Луис Амплатц, ни политики Эрих Амонн и Фридл Фолгер – не дожил до нашего времени, когда в Южном Тироле вновь появилась робкая надежда на долгожданную свободу. И надеяться, что все эти демократические преобразования, построенные на равенстве и взаимопонимании, однажды станут реальностью.
Марианна Сорвина
«Дзюк» [194] и его товарищи
194
«Дзюк» –
26 сентября 1908 года польско-литовский городок Безданы, известный до этого лишь старинным костелом и грибными местами, вошел в историю. Почтовый состав, направлявшийся в Санкт-Петербург, внезапно подвергся нападению группы неизвестных.
Вагоны покачивало на перегоне, в окно влетал легкий ветерок. Один из пассажиров, чернобородый красавец, севший на поезд еще в Варшаве, всю дорогу читал книгу. Рядом с Безданами он отложил чтение, достал из-под лавки что-то завернутое в вощеную бумагу и тихо вышел из купе. Пройдя пару вагонов, бородач встретил двоих пассажиров, которым передал сверток.
Дальнейшее напоминало модный вестерн. Поезд миновал семафор перед Безданами и начал торможение. На платформе уже стояла группа людей, не похожая на обычных пассажиров. Это был боевой отряд Томаша Арцишевского. Ян Балага и Эдуард Гибальский вскочили на подножку. Арцишевский и Влодек Моментович были уже в вагоне. Балага попытался разбить стекло. Жандарм эскорта сопровождения Борисов выскочил из вагона и бросился к налетчикам, целясь в Гибальского.
– Franek, uwaga! (Франек, берегись!) – это Моментович крикнул с подножки.
Гибальский отскочил, Борисов промахнулся и сам был ранен в ногу. Ян Балага, коварно улыбаясь, медленно опускал бомбу через разбитое окно. Через пару секунд прозвучал взрыв. Стоявшего рядом с поездом Гибальского шарахнуло волной о забор. Балага ухмыльнулся и покачал головой. В поезде начался беспорядок. Через несколько секунд Гибальский через то же отверстие в стекле закинул вторую бомбу. На этот раз вылетели все окна в машинном отделении, и погас свет. Одна группа пыталась нейтрализовать эскорт, вторая направилась к зданию железнодорожной станции выводить из строя телеграф. Третьей предстояло проникнуть в почтовый вагон.
Вахтенные, дрожа от ужаса, закрылись за бронированной дверью вагона, в котором перевозились деньги. Мрачного вида тип, очевидно главарь банды, которого подельники называли Мстиславом, забарабанил в дверь и крикнул по-русски с сильным акцентом:
– Открывайте! Если нет – бомбу бросим!
На самом деле бомбы у него не было, но блеф удался, и дверь открылась. Уже через минуту налетчики упаковывали пачки купюр в мешки.
В это же время коренастый круглолицый мужчина колотил в дверь телеграфного отделения прикладом винтовки (именно она и была в том свертке, переданном бородачом в тамбуре).
Усатый щеголь – ни дать ни взять завсегдатай варшавских салонов или какой-нибудь брачный аферист – с кошачьей ловкостью закинул на крышу вокзала две гранаты,
Ошеломленные внезапным налетом служащие пребывали в полном шоке и не смогли вызвать жандармерию, даже когда вся эта пестрая компания удалилась.
Деньги были мгновенно упакованы в мешки, после чего террористы направились в сторону реки Нерис, где их ждали лодки. Доплыв до городка Янов, участники ограбления разошлись в разных направлениях, что лишило полицейских возможности обнаружить группу по свежим следам. При этом сами налетчики обошлись без потерь и благополучно «обнесли» Российскую империю на сумму 200812 рублей 61 копейка.
Похищенных денег никто больше не видел. Они пошли на содержание польской военной организации Zwiqzek Walki Czynnej («Союз вооруженной борьбы»), а также – на поддержку арестованных товарищей и их семей.
Акцию под Безданами называли одной из самых дерзких и зрелищных экспроприаций XX века, но историческим «большое ограбление поезда» стало значительно позднее: в основном из-за состава его участников, имена которых в то далекое время еще мало что говорили польскому обывателю. Десятки лет спустя эти имена знала уже вся Европа.
Главарем по кличке «Мстислав» был будущий польский лидер Юзеф Пилсудский. Бородач, передавший подельникам оружие и похожий на разбойника из сказки, был экономистом Валерием Славеком. Коренастого и круглолицего с винтовкой звали Александр Пристор. А усатый щеголь Людвик, смахивающий на брачного афериста, был 30-летним механиком и бомбистом Томашем Арцишевским.
Бандитский налет на поезд получил авантюрное название «Акция четырех премьеров»: в число нападавших вошли сразу четыре будущих премьер-министра Польши – Пилсудский, Славек, Пристор и Арцишевский.
Их сообщниками были революционеры-террористы Ежи Сава-Савицки, Юзеф Кобялко, Бронислав Горголь, Влодзимеж Моментович, Александр Луце-Бирк, Эдвард Гибальский, Чеслав Свирский, Ян Балага, Ян Фиалковский, Влодзимеж Хеллман.
В подготовке ограбления участвовала и женщина – Александра Щербиньска по кличке «товарищ Оля», любовница и будущая жена Юзефа Пилсудского. Ради такой боевой подруги он готов был развестись с первой женой Марией Юшкевич: целенаправленной натуре военного лидера даже в частной жизни необходимы были плечо преданного друга и романтика общей идеи. Впрочем, Маршалу и его возлюбленной пришлось ждать еще 13 лет: Мария не соглашалась на развод, и они поженились с Александрой Щербиньской только после смерти Марии – в 1921 году.
Мария Юшкевич была дамой очень эффектной. Пилсудский встретил ее в Литве в начале своей революционной деятельности и три года соперничал из-за нее с главой Польского Национального Конгресса Романом Дмовским. Знакомые с ней революционеры, члены PPS (Польской социалистической партии), называли Марию – «PPS без S» или просто «РР», что расшифровывалось как «Pickna Pani» – «Прекрасная Дама».
Пилсудский не был верным мужем, но мог ради любви поддаться внезапному порыву и из католика превратиться в протестанта: Мария Юшкевич до него была замужем и по католическому закону не могла вступить во второй брак, поэтому они венчались в протестантской церкви. Уже имея фактически две семьи, он разрывался между двумя женщинами: живя с Александрой, писал письма Марии, а возвращаясь к Марии, писал такие же послания Александре. Даже свою первую дочь от Александры он назвал Вандой – в честь своей падчерицы, дочери Марии от первого брака.