Неизвестная война

Скорцени Отто

Гостеприимно принимавший нас хозяин был отлично осведомлен обо всем, что творилось при дворе и в окружении регента.

Адмирал без флота, каким был Хорти, а к тому же регент без короля и королевы, резко воспротивился в 1920 году возвращению Габсбургов в Венгрию. Он, конечно же, имел династические претензии. 19 февраля 1942 года он оказал давление на парламент, чтобы тот утвердил его старшего сына, Иштвана Хорти, в качестве вице-регента с правом наследования. Этот сын, впрочем, достаточно способный, воевал против Советов. Будучи офицером истребительной авиации, он погиб на Восточном фронте 19 августа 1942 года. Его младший брат, Миклош Хорти (младший), был иным человеком.

Он принадлежал к постоянным посетителям

ночных клубов и стал сущим наказанием семьи до момента, пока не бросился в омут большой политики. Неумение хранить тайну было его «сильной стороной». Когда мы прибыли в Будапешт, посвященным (в тайну) очень хорошо было известно, что Миклош поддерживал связь не только с лондонскими корреспондентами, но также и с посланниками Тито и Сталина, имея на это отеческое благословение. Верховный командующий СС и полицией в Будапеште, обергруппенфюрер СС Отто Винкельман знал об опасных связях «Ники» (так его называли). Кстати сказать, Фелкерсам плохо услышал это уменьшительное имя. Он понял, что его зовут «Мики», и с этого дня Миклош Хорти стал для нас героем Уолта Диснея — мышонком Мики.

Немецкой полиции было известно, что «Ники» планировал встречу с посланником Тито 10 октября, а затем следующую 15 октября в центре Будапешта, в административном здании торговых фирм, расположенном рядом с набережной Дуная. Винкельман решил поймать «мышонка» с поличным и подготовил ловушку. Меня попросили обеспечить военную охрану на случай возможной интервенции «хонведов».

Молодой Хорти сохранял бдительность. 15 октября он прибыл в 10.00 к месту встречи на автомобиле. Его сопровождали несколько венгерских офицеров, спрятавшихся в большом джипе с тентом, который остановился сразу же за его машиной точно у входа в административное здание.

Я приехал на автомобиле в штатском платье. Имитируя поломку двигателя, я остановил свою машину впереди авто-мобиля «Ники», чтобы его заблокировать. В джипе началось движение. Напротив располагался сквер, по которому прохаживались двое венгерских военных; мой офицер и два унтер-офицера читали газету на скамейке. В этот момент — было 10.10 — неожиданно появились двое сотрудников Винкельмана и направились к входу в здание. Автоматная очередь, прозвучавшая из джипа, ранила одного из них, из сквера открыли огонь оба венгерских офицера. Я укрылся за своим автомобилем, который моментально превратился в решето, а мои офицеры прибежали на помощь. Мы с трудом отстреливались из пистолетов; моего водителя ранили в бедро. Тогда подоспел Фелкерсам с тридцатью солдатами из Фриденталя — они прятались на соседней улице.

Однако у «Мики» была хорошая охрана. Сильный взвод «хонведов» укрепился в доме, прилегавшем к зданию, где должна была произойти встреча. После взрыва заряда вход в этот дом оказался заблокирован, и стража молодого Хорти не смогла вступить в бой. Акция длилась всего лишь пять минут.

Полицейским, с утра ожидавшим заговорщиков этажом выше, осталось только спуститься и сгрести эту компанию. Их было четверо: Миклош Хорти, его друг Борнемиша и два агента Тито. С целью более удобной транспортировки и чтобы случайные прохожие не узнали «Ники», его завернули в ковер, поддерживаемый с двух сторон инспекторами полиции. Позже писали, что это был персидский ковер. Я видел только его оборотную сторону, насколько мне помнится, он был обычным. Мы погрузили «ковер» и трех человек на пунктуально прибывший полицейский грузовик.

Прежде чем Фелкерсам собрал своих людей, чтобы как можно быстрее исчезнуть с места стрельбы, какой-то инстинкт вынудил меня ехать за грузовиком. На высоте моста Елизаветы я увидел приближающиеся три роты «хонведов». Фелкерсам еще не мог уйти, поэтому необходимо было блефовать, чтобы выиграть несколько минут. Я выскочил из автомобиля и побежал навстречу офицеру, закричав на ходу:

— Стоять!.. Куда вы идете?.. Я хочу говорить с вашим командиром!.. Его здесь нет?..

Кто здесь командует?.. Не ходите туда, там замешательство…

Подошел майор. Он говорил по-немецки.

— Это братоубийственная война, которая может разрастись до масштабов, достойных сожаления!

Пять или шесть выигранных минут — это много. Фелкерсаму хватило времени, чтобы собрать наших людей и раненых в грузовики. Я ушел, оставив онемевших венгров, и немного позже добрался до аэродрома. «Мики» и его друг, Борнемиша, находились уже в военном самолете, через несколько минут улетевшим в Вену.

Таким образом, мы поймали молодого Хорти с поличным. Он был малопопулярен, поэтому его похищение не вызвало большого резонанса. Но регент отреагировал тотчас же. Я поехал в штаб корпуса, где имел удовольствие встретиться со специально прибывшим из Берлина несколькими днями ранее генералом Венком. Примерно в полдень позвонил военный атташе из нашего посольства, находящегося в особняке, расположенном в пределах Замковой Горы. Он сообщил, что посольство находится в осаде. Нашему атташе запретили выходить за его пределы. Вскоре была прервана телефонная связь.

В 14.00 венгерское радио передало дневной приказ регента и информацию о том, что «Венгрия попросила СССР о перемирии». Одновременно с коммюнике начальника штаба венгерской армии генерала Яноша Вереша сообщалось, что речь идет не о «мирных переговорах». Эти речи не ввели нас в заблуждение. Мы определили с Венком, что необходимо начинать акцию, названную мной ранее операцией «Фауст-патрон». [216]

Прежде чем я расскажу о подготовке и выполнении плана, заключавшегося в овладении Замковой Горой и занятии ее войсками, замечу, что до 15 октября мы много совещались по этому вопросу. И тут на сцене появился обергруппенфюрер СС и генерал полиции Эрих фон дем Бах-Зелевски, прибывший прямо из Варшавы вместе с «Тором».

216

15 октября 1944 года Хорти публично выступил с предложением о перемирии с СССР. После акции Скорцени (похищение сына) он отказался от этого предложения и передал власть новой команде. 16 октября он был интернирован и вывезен в Германию.

Речь на этот раз идет не о нордическом божестве — сыне Одина и боге грома, — а о мортире калибром 600 мм («Тор»), снаряды которой весили 2200 кг и пробивали «бетонные стены любой известной толщины». Эти мортиры использовались, в частности, против Севастопольского форта и, по просьбе фон дем Баха-Зелевского, в Варшаве.

Бах напоминал мне огородное пугало в очках. В отличие от некоторых наших офицеров, он произвел на меня не самое лучшее впечатление. Он предложил «быстро покончить с Замковой Горой», разрушив с помощью «Тора» королевский замок вместе со всеми находящимися там людьми. Я не проявляю уважения к памяти Баха-Зелевского — все это выглядело так, будто он хотел, чтобы его отождествляли с ужасной мортирой.

Я не стал тратить свое время, объясняя этому несчастному, какое значение имели для меня, австрийца и европейца, Будапешт и эта возвышенность, на которой властелин из андегавенской династии Янош Хуниади («Белый Рыцарь») мужественно защищал Запад. Я ограничился напоминанием, что операцией поручено руководить мне, и я надеюсь выполнить приказ Верховного главнокомандования вермахта не так жестоко и кроваво, как это было недавно сделано в другом месте. Мне не пришлось показывать письмо Гитлера. Впрочем, генерал Венк, направленный ОКВ в качестве советника-эксперта, признал мою правоту. Поэтому «Тор» уехал со своими снарядами весом 2200 кг.