Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов
Шрифт:
В сентябре 1855 года юный Эдуард получил крещение. Причем Эдуард Мане выступал в качестве крестного отца, Сюзанна – крестной матери. Однако об этом событии никому не сообщалось…
Минуло восемь лет. Мальчик уже достаточно взрослый, но тем не менее своих мать и отца он называет «крестная» и «крестный». В это же время Мане снимает отдельную большую квартиру, куда переезжает Сюзанна с сыном. А вскоре юного Мане отдают на обучение в пансион.
В 1862 году умирает отец Мане. Теперь появилась реальная возможность формализовать отношения Эдуарда и Сюзанны. И как только истекли двенадцать
Таким образом, Мане скрывал свою связь с Сюзанной целых тринадцать лет. И вот наконец-то тайна раскрыта: 6 октября братья «молодоженов» собрались на их квартире, чтобы в узком кругу отметить столь важное событие…
Но, как ни странно, Мане даже после этого не признал юного Эдуарда своим сыном. Он по-прежнему распространяет когда-то придуманную легенду, что 12-летнего мальчика зовут Леон Ленхоф и что он – брат Сюзанны…
Мане оказался в затруднительной ситуации. Ему хочется раскрыть многолетнюю тайну, но что-то сдерживает его. А что именно, он уже не знает и сам…
Даже в преддверии смерти, когда сын не отходит от него ни на шаг, Мане молчит. И вероятно, чтобы хоть как-то покаяться перед сыном, отец составляет следующее завещание: «Я назначаю Сюзанну Ленхоф, свою законную жену, моей единственной наследницей. Она завещает все, что я ей оставил, Леону Коэлла, он же Ленхоф, который окружил меня самой преданной заботой. И я полагаю, что братья мои найдут это распоряжение вполне естественным».
И будто по иронии судьбы скончался Мане на руках у своего сына Эдуарда, которого не признал официально.
И эта вечная любовь
Александр Блок умирал тяжело и страшно. И не только его физическое угасание было ужасным: что поделаешь, смерть чаще всего внешнему виду человека не придает особого величия и прелести. Хуже было то, что и в его внутреннем мире произошла видимая перемена, в которой явно просматривались признаки не просто предсмертной истерии, а наступающего безумия. Казалось, в мозгу этого человека внезапно появился некий всеразрушающий злой гений, который с каждым часом все больше и больше подчинял себе личность великого поэта, пытаясь до основания уничтожить ее остов.
Он стал до неузнаваемости раздражительным. Вспышки гнева нередко заканчивались швырянием в стену пузырьков с лекарствами, вещей, посуды… В последнее время Блок разрешал находиться рядом с ним лишь жене. И Любовь Дмитриевна до последнего вздоха поэта оставалась подле него…
Первая встреча 14-летнего Блока и 13-летней дочери знаменитого химика Д.И. Менделеева состоялась в Боблове – имении ученого. Тогда ничего особенного между молодыми людьми не произошло. Хотя барышня с голубыми глазами, безусловно, запала в сердце молодого поэта.
А летом следующего года Александр прискакал в Боблово на белом коне. И, словно сказочного принца, Люба встретила его в розовом платье. Но это была всего лишь прелюдия к тому страстному, насыщенному драматическими сюжетами роману, в котором им обоим суждено было в будущем стать главными героями…
А той точкой, от которой протянулись любовные нити в отношениях Блока с Любовью Менделеевой, явилась постановка летом 1898 года «Гамлета»: Люба в нем исполняла
Именно в то лето Блок вдруг осознал, что безумно влюблен. И эта любовь с первых ее мгновений стала не просто неземной, а обрела некий мистический флер. Иначе говоря, в юной девушке из плоти и крови он увидел нечто сверхъестественное – «Таинственную Деву», «Душу Мира».
Однако Любу такое отношение к себе явно не устраивало, а даже порой тяготило. Бесконечные прогулки по зимнему Петербургу, загадочные встречи в Казанском и Исаакиевском соборах, чтение стихов, заумная философия – все это настораживало Любу. Она, молодая, здоровая девушка жаждала не возвышенных слов, а страстной земной любви. И, не найдя ее, в какой-то момент решила разорвать отношения с Блоком.
Но Александр проявил невероятную настойчивость. Он поразил ее страстными, на грани безумства, письмами, в которых умолял не уходить от него. И Люба сдалась: в ночь с 7 на 8 ноября 1902 года, после бала в Дворянском собрании, Блок получил наконец согласие на брак.
Но это решение Менделеевой не остудило неземной пожар в душе Блока. Он по-прежнему лепил из нее образ «Неземной Девы». В конце концов Любовь Дмитриевна стала относиться к его мистической восторженности с явным безразличием. Она с горечью писала: «Одни песни… Вы меня, живого человека, с живой душой, не заметили, проглядели». Ее растущее раздражение порой взрывалось гневом: «Мне стыдно вспоминать этого фата с рыбьим темпераментом и глазами…» А он-то полагает, что его избраннице чуждо все «земное». Она же, разочарованная, оскорбленная, только и ждала именно этого «земного», плотского, осязаемого. Ждала и устала ждать: «Никогда не заблудились мы с ним в цветущих кустах».
Блок же по-прежнему убеждал молодую страстную женщину, что физическая близость им не нужна. Ему почему-то казалось, что Великой Любви чужда любовь земная. И поэтому на протяжении многих месяцев их брак оставался чисто формальным.
Безусловно, жизнь с таким мужем все более надоедала Любе, и она стала искать выход для своей страстной энергии в необузданном флирте. В конце концов в ее жизни появился новый герой – Андрей Белый (Борис Бугаев), тоже поклонявшийся, подобно Блоку, «Вечной Жене».
И вместо того, чтобы оттолкнуть Белого, она проявила слабость. В ответ на письмо Андрея, в котором он признавался в вечной любви к ней, она написала: «Я рада, что Вы меня любите; когда читала Ваше письмо, было так тепло и серьезно. Любите меня – это хорошо, это одно я могу Вам сказать теперь (…) я не покину Вас, часто буду думать о Вас…» Это случилось в мае 1905 года. А в августе она уже писала: «Я Вас не забываю и очень хочу, чтобы Вы приехали этой осенью в Петербург»…
Но и Блок тоже не вел жизнь монаха. В это время у поэта начался роман с очаровательной Натальей Николаевной Волоховой – актрисой театра Комиссаржевской. С этой симпатичной барышней Блок познакомился зимой 1906/07 года на одном из петербургских балов. «Волохова была тонкая, бледная, с черными, дикими и какими-то мучительными глазами, с худыми руками, с поджатыми крепко губами, с осиною талией; черноволосая, сдержанная; во всем черном…» – писал о ней в своих воспоминаниях Андрей Белый.