Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна
Шрифт:
Она немного отодвинулась. Крошкин заметил на лацкане пиджака следы помады. Достав носовой платок, стал тщательно тереть. Крошкина растерялась, робко сказала, что пятна сводятся столовой солью, смешанной с содой.
«Будет ли от нее польза?» — подумал Крошкин, шагая к ближайшей могиле.
— Садись, Маша, вот сюда.
Крошкина послушно приблизилась и села рядом.
— Значит, не ожидала? — спросил он, глядя куда-то в заросли акаций.
— Какое тут, — откровенно призналась Крошкина, глупо улыбнувшись.
Осмелев,
— Что с тобой произошло, Алеша?
— Да так, — неопределенно ответил Крошкин. — Сочли погибшим, а я попал в плен. Долго рассказывать, Маша, потом…
— Спасибо тебе за деньги…
— Ерунда.
— Как же нам дальше жить, Алеша?
— Не беспокойся, что-нибудь решим. Я за этим и приехал. Хорошо, что не вышла замуж.
Крошкин погладил руку жены.
— Я глубоко виноват перед тобой за все прошлое… Больше не повторится…
Он нагнулся и поцеловал ее руку.
— Испугал тебя Иван Сидорович, когда с запиской явился?
— Досмерти! Главное, намекал, что мне плохо будет, если я скажу кому про тебя… Что я, сдурела, что ли…
— Извини его… Вообще-то, Маша, огласки не надо. Ведь никто не поверит, сколько страданий я перенес в фашистских лагерях… Не знаю, как и выжил…
— А почему, Алеша, раньше не дал о себе знать? Когда вернулся?
— Вернулся-то в конце сорок шестого. Посмотрела бы, на что я был похож! Мешок с костями! Не двигался без посторонней помощи… Три года по госпиталям провалялся. Спасибо врачам — вернули к жизни.
— Бедненький, — прошептала Крошкина.
— Я не хочу, чтобы здесь знали обо мне… Расспросы начнутся: что да как. Тебе неприятность будет… Пенсию-то за все эти годы удержат…
— Господи!
— Определенно.
— А как же дальше?
— У меня такой план. Много ты была одна, побудь еще, пока Женя закончит школу. Потом ушлем ее учиться в Москву, а ты переедешь туда, где живу я…
— Ей не говорить про тебя?
— Ни звука. Все погубить можно. У всякой девчонки есть подруги.
— А если узнают, что ты живой?
— По документам я не Крошкин.
Крошкина дрогнула, как от удара.
— Кто же ты?
— Козлов Алексей Иванович… И не расширяй глаза, обойдется.
Крошкина отодвинулась, посмотрела на мужа, зажмурилась, тихо сказала:
— Хорошо, что хоть имя-то твое осталось!
— Ночью я уезжаю в Архангельск. Нужно отыскать одного знакомого по плену. У него кое-какие мои ценности есть… Золотишко да драгоценные камушки…
Крошкина смотрела изумленно.
— Не удивляйся. На чужой стороне всякое бывало. Сегодня смерть тебе в глаза смотрит, а завтра богатство в руки сыпется… Война! Через неделю, Машенька, вернусь, а ты постарайся выяснить, живет ли в городе Бенедикт Иванович Турельский. Если живет, то выясни, где работает, кем,
Крошкина на коробочке с пудрой нацарапала названную фамилию.
— Сумеешь сделать?
— Сделаю, Алешенька, а на что он тебе?
— Старые знакомые… А инженера Цыгейкина Константина Петровича знаешь? У вас на заводе работает.
— Знаю. Болтун первой статьи…
Они разговаривали долго. Крошкин старался быть ласковым. Она выложила все события за прошедшие годы.
— Хорошо, что торговала… Молодец. Я знал…
— Откуда?
— Имел некоторые сведения… Ведь думал же к тебе возвращаться.
Крошкин подал жене сверток с деньгами.
— Возьми, пригодятся.
— Ой, спасибо, спасибо… Помог ко времени. Плоховато сейчас с деньжатами. Может, зайдешь ко мне вечерком?
— Нет. Вернусь через неделю — встретимся по-настоящему.
…Пробравшись вслед за матерью на кладбище, Женя сразу узнала отца: его снимок в рамке из ракушек стоит на комоде. «Что произошло? Он считается убитым, мы за него пенсию получаем. Почему не пришел домой? Зачем здесь старик? Почему мать скрыла?»
Так мучалась Женя, спрятавшись в кустах, метрах в тридцати от того места, где сидели родители и спал на могиле старик.
Когда отец, взяв мать под руку, пошел с ней к воротам кладбища, Женя другим, более коротким путем побежала домой. «Они придут вместе», — решила она, торопливо отпирая квартиру.
Вскоре вернулась одна мать.
— Чего глаза пялишь? — раздраженно крикнула Крошкина. — Видишь, я как собака устала!
— Ты же не с работы.
— Где я была, не твое дело! Совсем заучилась!
— Я не понимаю, что с тобой происходит… Ты меня ненавидишь…
— Не говори матери ерунду.
Женя заметила, что мать смотрит на фотокарточку отца. Появилась мысль сказать, что она тоже была на кладбище, видела отца, знает…
— Иди погуляй, мне надо побыть одной и успокоиться. Я была на работе и только расстроилась… Столько непорядков, просто ужас!
Женя молча вышла. Некоторое время она бесцельно бродила по двору. На веревках раскачивалось белье, тени копошились в траве, тихо поскрипывал шаткий забор, издали с полей струился напев жаворонка. Женя дошла до калитки, постояла и вдруг побежала по тропинке, свернула на пыльную дорогу. Скоро ее фигурка в красном платье мелькнула в последний раз на сером фоне пристанционных зданий.
Жаворонок плясал и присвистывал, радуясь жизни и солнцу.
Иван Иванович Солнышкин — после добровольной сдачи в плен к фашистам в сентябре сорок первого года, Иван Егорович Червяков — в сорок пятом году, а теперь Алексей Иванович Козлов — таков перечень имен и фамилий, смененных за девять лет бывшим конструктором яропольского машиностроительного завода Алексеем Игнатьевичем Крошкиным.