Неизвестные солдаты
Шрифт:
Черновод назвал номер полка.
— Откуда вы?
— От самого Бреста идем.
— Сколько у вас штыков?
— А это как считать, — прищурился Черновод. — Если по списку, то на нонешнее утро числилось шестьсот тридцать четыре бойца и командира, из них с легкими ранениями в строю девяносто два человека. А ежели по существу в корень смотреть — то две тысячи…
— Это как же понимать?
— Слышали небось — за одного битого трех небитых дают? А уж нас били, били по-всякому: и справа, и слева, и спереди, и сзади, и сверху, и снизу.
— А сдачи вы давали?
— В полную меру, — ответил старшина. —
— Значит, можно их бить? — спросил член Военного Совета, глядя не на Черновода, а на стоявшего у сосны полковника. — Можно, значит, их колотить?
— За милую душу. У ихней пехоты над нами никакого превосходства нету, хоть даже у них пулеметов и минометов больше. Пехота у них — одни слезы. В атаку она как идет? Сперва разбомбят все, расковыряют наши позиции. Потом артиллерией пригладят. Потом по этому месту танки прут. А уж за ними пехота ползет, подчищает остатки… Обидно, товарищ член Военного Совета. Не по-честному получается. Мы их голой рукой, а они нас — свинчаткой. Металлом воюют. Танк замучил. Бьем его, как комара, а он все лезет.
— Прямо-таки, как комара? — весело прервал комиссар разошедшегося старшину. — Вот у вас лично сколько на счету?
— У меня? — сразу сник голос Черновода. — Я по совести отвечу. Мое дело такое — все больше в тылу. Но в один танк и я бутылку кидал. Только не знаю, с моей бутылки он загорелся или еще с чьей…
— Ну хорошо, старшина, — сказал комиссар. — А теперь разыщите командира полка и пришлите его ко мне.
Черновод убежал, оставив лошадь на попечение красноармейца. Видно, на своих ногах управлялся быстрее.
Член Военного Совета смотрел на двигавшуюся мимо колонну. Красноармейцы шли размеренным шагом, привычно и неторопливо. Выгоревшие гимнастерки, засаленные пилотки, черные, прокаленные солнцем лица. Обувь разнокалиберная: сапоги и русские и немецкие, с широкими раструбами голенищ, и ботинки с обмотками, и даже гражданские штиблеты. Некоторые бойцы курили на ходу. Многие, кроме винтовок, несли еще и немецкие автоматы. Затертые до блеска мешочки с гранатами оттягивали ремни.
Человеку, привыкшему любоваться строгими колоннами войск, может быть, неприятно было смотреть на шагающих вразнобой красноармейцев, на ломаные шеренги. Но в этих нестройных рядах член Военного Совета искал и находил признаки особого фронтового порядка, присущего тем воинским частям, которые много раз вступали в бой и готовы в любую минуту быстро и привычно развернуться цепью, огнем встретить врага. Член Военного Совета отмечал разумную целесообразность построения колонны: следом за каждой ротой ехали повозки с пулеметами и боеприпасами. За головными подразделениями прошла батарея — сытые, крепкие кони легко вынесли на взгорок орудия.
Вглядываясь в лица бойцов, комиссар видел не только усталость, вызванную боями, длительными переходами и бессонными ночами. Он видел главное — уверенность движений, полное отсутствие нервозности, какая бывает на фронте у новичков. И еще — присущее всем им какое-то жесткое выражение глаз.
Разгулявшийся ветер гнал желтые, шуршащие листья, заметал ими дорогу, заглушал недружный топот солдатских ног. Ряд за рядом шли и шли мимо обвешанные оружием бойцы, иные сгорбившись, другие распахнув гимнастерки, подставляя осеннему ветру разгоряченную
— Какие люди! — негромко сказал член Военного Совета. — Много я видел парадов, но, чтобы понять армию, чтобы понять дух бойцов, надо увидеть вот это, — показал он рукой. — Это настоящие солдаты, настоящая гвардия.
— Разбитая гвардия, — хмуро ответил полковник.
— Нет, разбитые армии бегут. Они рассыпаются и погибают. А это те люди, которые погонят врага назад… Нам с самого начала недоставало опыта и злости, а у этих бойцов и командиров есть и то и другое.
— Мало тяжелого оружия.
— Рабочие дадут нам его, новое и в достаточном количестве. Люди — это самое главное… А вы, полковник, скажу вам прямо, серьезно больны.
— Я совершенно здоров.
— Есть такая хворь — неверие в человека. Это очень опасно. Не доверять людям — значит потерять почву под ногами. Вам нужно лечиться, и поскорее.
— Я постараюсь.
Мост проходили последние ряды красноармейцев. Замыкали строй два командира. Один худощавый, с прямыми плечами, туго стянутый ремнем. На коричневом от загара лице с ввалившимися щеками отчетливо проступали белесые брови. К петлицам пришиты по три выцветших матерчатых кубика. Рядом с ним, придерживая висевший на груди автомат, шагал высокий старший сержант. Лицо у него несколько удлиненное, с резкими чертами. На выдающемся вперед подбородке — глубокая как разрез, ямочка.
Возле члена Военного Совета оба остановились.
— Старший лейтенант Бесстужев. Исполняю обязанности командира полка, — представился первый. Голос его звучал сухо, смотрел он настороженно, будто спрашивал взглядом: «Ну, что вы еще тут нам придумали?»
— Старший сержант Дьяконский, командир стрелковой роты, — пристукнув каблуками разбитых сапог, четко доложил второй. Он с явным любопытством разглядывал члена Военного Совета.
— Здравствуйте, товарищи, — комиссар пожал им руки. — Хороших бойцов вы привели. Очень хороших и очень кстати. Что, люди сильно устали?
— Устали, — ответил Бесстужев. — Люди вымотались.
— Сколько времени вам нужно на отдых?
— Ну хотя бы до завтрашнего утра. До утра немцы главными силами не подойдут. А нам бы выспаться, окопы не рыть.
— Хорошо. Окопы для вас приготовят. А как вы оцениваете этот рубеж?
— Место выгодное, товарищ член Военсовета. Река, лес. Есть где укрыться. Отойдет с того берега наш арьергард — мост взорвем.
— Трое суток здесь продержитесь? — спросил комиссар, обращаясь сразу и к полковнику и к старшему лейтенанту. Полковник пожал плечами: я, дескать, свое мнение высказал.
— Сколько нужно, столько и продержимся, — сказал Бесстужев. — Пока людей хватит.
— Только бы с флангов не обошли, — добавил Дьяконский. — Они это любят, а соседей у нас, очевидно, нету.
— Растяните на флангах милиционеров и ополченцев, — посоветовал комиссар. — Там бездорожье, там немцы крупными силами не пойдут. Главный удар они нанесут здесь.
— Это точно, — подтвердил Бесстужев.
— Простите, товарищ член Военного Совета, — заговорил полковник. — Я просил бы вас давать указания непосредственно мне. За боевой участок отвечаю я, а не старший лейтенант.