Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Этот путь я отклонил почти без размышлений. Я не слишком высокого мнения о своей личности, но и менять ее вот так, за здорово живешь, при первой же серьезной неприятности я не собирался.
Впрочем, второй путь был и того хлеще. Предлагалось ни много, ни мало затормозить весь участок науки, имеющий касательство к теории „звездных кладбищ“. Разумеется, не навсегда, а лишь только на время моей жизни. План предусматривал прежде всего создание, внедрение и распространение мнения о том, что работы Манохина совершенны и не требуют более никаких уточнений; буде обнаружатся колеблющиеся или скептики, предусматривалось такое воздействие на наблюдательную
Этот второй путь был гордостью Агасфера Кузьмича, он мне не излагал его, он его пел, как скальд, как бард, как ашуг или менестрель. Чувствовалось, что это дело он знает особенно туго. И он был очень обескуражен, когда я решительно отказался и от этого пути…
При вынесении приговора Иакову и Иоанну в черновике добавка: „Тут господин следователь ощутил очередной приступ недомогания“. Пойло, которое им вливали в рот, сначала описывается как „омерзительное“, позже правится на „смертельное“. И процедура с кипящим маслом: „это было неописуемо больно“ правится на „это было невыносимо больно“. Но о стилистической правке позже.
Из рассказе о Саджах („Она была христианка“) в черновике еще было: „…и нюансы ислама ее не интересовали…“
Много в черновике фактической правки.
Агасфер Лукич в первом варианте черновика имел другое отчество — Кузьмич. Изменялись фамилии астрономов: Исикава, а не Нисикава; Де-Прагес, а не Де-Спрагис. Рабби в черновике назывался Равви.
В конце „Необходимых пояснений“ идет подпись: „Игорь К. Мытарин“, в рукописи Мытарин называется Игорем Всеволодовичем, перед „Необходимым заключением“ идет примечание „Игоря В. Мытарина“. Эта опечатка Авторов („К.“ вместо „В.“) из черновика проникла в некоторые издания.
Первый диалог Демиурга и Агасфера Лукича отличался большей… жестокостью, что ли, по отношению к человечеству. Если в окончательном варианте в словах Демиурга присутствует некая описательность и размышления:
— Какая тоска! — произнес он словно бы сквозь стиснутые зубы. — Смотришь — и кажется, что все здесь переменилось, а ведь на самом деле — все осталось, как и прежде…
<…>
— Зато как ВЫ изменились, Гончар! — откликнулся он наконец. — Положительно, вас невозможно узнать! Да вас и не узнает никто…
Тот, что стоял у окна, хмыкнул. Дрогнула косичка. Колыхнулись крылья черной хламиды.
— Я говорю не об этом, — сказал он. — Вы не понимаете. <…>
— Вы и не можете понять, — продолжал тот, что стоял у окна, — Все это время вы торчали здесь, и вам здесь все примелькалось… Я же смотрю свежим глазом. И я вижу: какие-то фундаментальные сущности остались неколебимы. Например, им по-прежнему неизвестно, для чего они существуют на свете.
то в первоначальном варианте намечается план действий:
— Какая тоска! — произнес он словно бы сквозь стиснутые зубы. Может быть, махнуть на все рукой и начать сначала?
<…>
— Махнуть рукой? — переспросил он наконец. — Какая странная идея!
Тот, что стоял у окна,
— Вы правы, — сказал он. — Точнее было бы сказать — плюнуть на всё. С высокой колокольни.
— Блистательная идиома, — рассеянно сказал серый человечек.
— Да-да, Гончар, — продолжал он, отвлекшись от своего занятия. Он заложил блокнот толстым пальцем и стал смотреть в спину стоявшего у окна, в гладкое черное пространство под косицей. — Это очень неплохо у вас получилось — насчет высокой колокольни. Вы на редкость быстро осваиваете язык. Я это и раньше замечал за вами. Что же касается содержательной части вашего заявления…
— Какие-то фундаментальные принципы тут подорваны, — не слушая его, проговорил стоявший у окна— Как будто неизвестно, для чего они существуют на свете.
Далее Демиург упоминает тайну за семнадцатью замками, а Агасфер Лукич поправляет: „За семью печатями…“, с чем Демиург соглашается. В черновике последний не только соглашается, но и добавляет: „Уж это-то мне следовало бы помнить“.
Когда Демиург спрашивает об оплате Манохину („…что он просит. Цена!“), Агасфер Лукич отвечает: „Я в этом ничего не понимаю“. Авторы правят: „Я в этом плохо разбираюсь“, ибо далее по тексту можно узнать от Манохина, что Агасфер Лукич „понятлив и догадлив“.
„О, мой отец— существо необыкновенное…“, — говорит Агасфер Лукич в черновике и переводит разговор на другую тему. Хотевшему казаться простым, Агасферу Лукичу такие загадочные ответы не свойственны, и Авторы изменяют: „О, мои родители — они были так давно…“ Но вместе с тем речь его неординарна, поэтому привычное выражение „глазом моргнуть не успеешь“ в его речи Авторы правят на „чихнуть со вкусом не успеешь“.
Первоначально Демиург, обращаясь к Манохину, называет его Сережей. Авторы правят везде Сережу на Сергея Корнеевича: Демиург вежлив и велеречив.
Правят Авторы и стоимость водки, причем правят „с запасом“, в расчете на дальнейший рост цен. Было: „Четыре двенадцать. А повезет, так и три шестьдесят две“. Стало: „Семнадцать тридцать пять. А повезет — так десять с маленьким“.
Исправлены и фактические ошибки (такое уже было в ЗМЛДКС): прокуратура или следствие, районный судья или следователь (в древней Александрии, о нем же сначала „большой антисемит“, затем — „завзятый антисемит“),
„Потому и верю я, что это бессмысленно“ — эти слова АБС сначала неверно приписывают Блаженному Августину, потом исправляют на „достославного Квинта Септимия Тертуллиана, епископа Иверийского“ (эта ошибка проникла в журнальное издание). Хабар подельники прогуливали на окраине Иерусалима, затем Авторы заменяют на окраину Александрии.
Собак, которыми их пытались травить, Прохор и Иоанн съели: „поджарив на костре“ — в черновике, „зажарив на угольях“ — позже. Прохор провел в окружении прикахтов: в черновике „почти три десятка лет“, исправлено на „четыре десятка лет“.
Торговую компанию по закупке и продаже теней Иоанн-Агасфер планирует: „Создание рынков сбыта в Риме, в Александрии, в Дамаске, выход по „шелковому пути“ в Индию и дальше, в Китай…“ „В Индию“ исправляется на „к парфянам“.