Неизвестный Байконур. Сборник воспоминаний ветеранов Байконура
Шрифт:
После нескольких рюмок коньяка, пользуясь тем, что наше начальство увлеклось беседой с московским начальством, мы с Виталием Соколовым, набравшись нахальства, подошли к Сергею Павловичу и попросили провести нас поближе к Н. С. Хрущеву и другим членам правительства. Это было непросто, потому что все проходы были перекрыты двухметровыми телохранителями, а нам с Виталием хотелось рассмотреть их поближе. Видимо, это совпало с интересами Сергея Павловича, потому что он устроил так, что действительность превзошла наши ожидания. При помощи секретаря Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе мы преодолели все барьеры. Сергей Павлович повел нас в первые ряды. Попутно он нас представил, как он сказал, своему учителю А. Н. Туполеву, который сначала равнодушно пожал нам руки, хотя Сергей Павлович очень нас расхваливал как своих помощников. Но после того, как Виталий сказал, что мы только что прилетели в Москву на Ту-104, причем на 15
После кремлевского приема Сергей Павлович с женой Ниной Ивановной пригласили нас к себе домой, полагая, что нам негде ночевать. Мы с Виталием поскромничали и отказались от приглашения, о чем до сих пор жалеем. Я сказал, что мы остановимся в Тарасовке, у моей тещи. Сергей Павлович и Анатолий Семенович позаботились о том, чтобы утром у дома моей тещи стояла машина для доставки нас на завод в Калининграде (ныне — Королев). Немного неудобно было стоять во время этого митинга на трибуне рядом с С. П. Королевым и Ю. А. Гагариным, тем более что внизу вокруг были конструкторы, инженеры и рабочие, с которыми мы вместе трудились в процессе подготовки этого легендарного полета, и заслуживали не меньших почестей. Но когда после митинга у нас начали брать автографы, Виталий заметил, что, наверное, мы заслужили, если наши автографы так же дороги, как автограф Юрия Гагарина. Такой заводской митинг в дальнейшем стал традиционным и проводился после каждого полета космонавтов.
Но что меня поразило на приеме в Кремле, так это поведение Юрия Гагарина. Мы, посланцы полигона, чувствовали себя скованно. Валентина Гагарина и вовсе выглядела робкой и смущенной. А Юрий держался уверенно и непринужденно, как будто давно был свой в этой компании государственных мужей. В последующие годы мне не раз приходилось общаться с ним и на работе во время подготовки к запуску последующих пилотируемых кораблей-спутников, и в кругу друзей на отдыхе.
В августе — сентябре 1964 г. мы вели подготовку к посещению полигона Н. С. Хрущевым (так называемая операция «Кедр»). Готовился грандиозный показ достижений и перспектив ракетно-космической техники с одновременным проведением запусков. Тренировки устраивались чуть ли не каждый день. Вкусы у проверяющих разные, поэтому мы свои доклады переделывали по несколько раз, а оборудование перекрашивалось то в зеленый цвет, то в белый, то в желтый. Последние дни перед приездом высоких гостей мы находились на 2-й площадке безвыездно. Я имел возможность общаться с Юрием днем на работе, а по вечерам «за рюмкой чая» в домике космонавтов (теперь там музей) в теплой компании — Евгений Фролов (ведущий конструктор по пилотируемым кораблям-спутникам), Алексей Леонов, Павел Беляев, Владимир Беляев (начальник группы от испытательной части) и другие, заходившие на «огонек» скоротать время. Не было в Юре ни капли зазнайства, хотя слава его была уже всемирной.
Однажды он вместе с Евгением Фроловым неожиданно приехал ко мне домой поздравить с днем рождения. У нас были гости и торжество в полном разгаре. Эффект получился примерно такой же, как в известной сцене по Н. В. Гоголю: «К нам приехал ревизор!» Жена и гости растерялись. Но Юра очень быстро нашел общий язык со всеми, пел с гостями и танцевал. Жена часто вспоминала, как она допытывалась у Юры, какая из себя английская королева Елизавета и как она танцует. Юра, как истинный джентльмен, отвечал, что королева Елизавета ни чем не лучше, чем наши российские жены.
В другой раз он встретил меня на центральной площади Ленинска, когда я вел домой из детского сада Аленку и Сережку (такое тоже иногда случалось). Юра взял их обоих на руки и тут же с ними подружился. Он, видимо, скучал по своим таким же дочкам, а дети сразу чувствуют, искренне к ним относятся или наигранно.
Были с Юрой и другие встречи как в рабочей, так и в нерабочей обстановке. А по телевизору я видел, как он ведет себя на различных митингах и встречах за рубежом, на пресс-конференциях, где ему задавали многочисленные вопросы, иногда не очень приятные. В самых различных ситуациях, с самыми различными людьми он вел себя просто и естественно, уверенно и с достоинством. Реакция его на все происходящее вокруг была мгновенна и безошибочна. Врожденный такт и умение общаться с людьми быстро сделали его всеобщим любимцем. Не зря Сергей Павлович остановил свой выбор на нем, умел он разбираться в людях.
Не в пример Юрию Алексеевичу Гагарину, многие космонавты не выдержали
Но облегчение, наступившее после запуска Юрия Гагарина, было недолгим. Как писали тогда газеты, штурм космоса продолжался. Возрастало ежегодно количество запусков, расширялась тематика. Помимо пилотируемых космических кораблей, которые становились все сложней, появились новые космические аппараты военного, научного и народно-хозяйственного назначения. Фронт работ расширялся. Строились новые площадки со своими техническими и стартовыми позициями.
В 1970 г. в связи с переводом меня в центральный аппарат Министерства обороны пришла пора уезжать и покидать эти суровые, но ставшие родными места. Дети, выросшие в Ленинске, не могли расстаться с друзьями и категорически отказывались уезжать. Мы с женой прожили там лучшие свои годы и с ностальгией их вспоминаем. Жене часто снятся тюратамские сны со всем хорошим и плохим, что там было. После катастрофы 24 октября 1960 г. наши жены в дни пусков провожали нас на работу, как в окопы на передовую. Они научились, наблюдая из-за зашторенных окон (соблюдая режим секретности), определять, удачный был запуск или аварийный. Если полыхнуло на полгоризонта, значит, авария и надо ждать звонка по телефону о том, что живой.
Все плохое забывается с годами, а хорошее остается в памяти на всю жизнь. Атмосфера городка была особенной, у всех родственники были далеко, в гости не позовешь. Но были замечательные друзья, с которыми проводили праздники и отмечали семейные даты, а также делили трудности.
Мне и сейчас искренне хочется, чтобы полигон жил и процветал, так как космос должен служить людям. Поэтому бывает больно за недальновидную политику России и Казахстана в отношении космодрома. Последнее мое посещение космодрома в 1996 г. свидетельствует о том, что мой внук Александр Сергеевич Хильченко интересуется Байконуром больше, чем высокопоставленные чиновники-«патриоты», которым положено содействовать его укреплению и развитию.
Павел Борисович Ландо
БАЙКОНУР В МОЕЙ СУДЬБЕ
Родился в 1945 г. После окончания школы в 1963 г. поступил в институт им. Гнесиных в Москве.
В звании рядового и младшего сержанта служил в 1964–1967 гг. на космодроме Байконур.
Сегодня П. Б. Ландо — известный оперно-симфонический дирижер, доцент кафедр оперной подготовки и оркестрового дирижирования Российской академии музыки им. Гнесиных. 20 лет является художественным руководителем и дирижером симфонического оркестра им. А. П. Бородина Российской академии наук.
Плодотворно сотрудничает с камерным оркестром ГАБТ, Государственным оркестром РФ, оркестром театра «Новая опера». Осуществил постановки 32 опер. В его репертуаре свыше 500 произведений мировой музыкальной классики и современных композиторов.
Меня призвали в армию осенью 1964 г. со второго курса историко-теоретико-композиторского факультета Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных в Москве, ныне это Российская академия музыки им. Гнесиных. Призыв студентов 1945 г. рождения с дневного отделения был, возможно, вызван тем, что в конце войны мало родилось мальчиков и «эхо» Великой Отечественной докатилось и до нас, рожденных в год Победы, нас подчистую всех призвали в армию.
Службу я начал в учебной роте полка связи в/ч 14315 в Казахстане, на знаменитом теперь космодроме Байконур. Вспоминать сейчас о своей солдатской службе в Советской Армии одновременно печально и радостно. Печально потому, что нет уже того великого государства, победившего фашизм, в котором я родился и за которое воевал на фронте мой отец — полковник Борис Аронович Ландо, ни армии, ни знамени, перед которым я, как и он, давал присягу на верность. А радостно потому, что именно в армии я встретил замечательных людей, которые оказали на меня большое влияние, помогли понять свое призвание, стали примером в отношении к порученному делу.