Неизвестный джентльмен

Эббот Мейзи

– Нда… – Граф задумчиво смотрел на пол. – Как ты все это носишь? Я имею ввиду, как вообще можно столько всего одеть на себя одновременно? – Мегги пожала плечами.

– Я с детства тренировалась. К тому же тебе нравится смотреть на меня во всех этих рюшах и оборках. А девушки на многое готовы ради восхищенного мужского взгляда.

– Мне нравится смотреть на тебя и вот такую.

– Ну и замечательно. Значит в оперу теперь буду одеваться именно так. Шелковые панталоны и исподняя рубашка.– Генри мечтательно зажмурился.

– Я как-нибудь арендую для нас двоих оперный зал и тебе придется исполнить свою угрозу. –

Мегги хихикнула.

– Конечно. Буду с нетерпением ждать. Но ты очень ловко ушел от ответа. В чем же план?

– В Шеррингтон стрит. В том, что мужчина умер возле дома номер 6. Ответь себе на вопрос: шел ли он к тому дому сознательно чтобы встретить свою смерть именно там и нигде кроме? Нет. Но шел ли он туда сознательно? Я думаю, да. Бессонница мисс Джейн, появление Майлза… В этом деле много случайностей. Единственный, кто оказался именно там, куда направлялся, был неизвестный мужчина. Ну, и его убийца. – Мегги передернуло.

– Дело, клубок событий… Не знаю, дорогой… А не может ли это все быть просто несчастным случаем или ограблением? Может ли так оказаться, что все эти странности не имеют вовсе никакого смысла?

– Конечно. – Генри пожал плечами. – Но ты спросила мое мнение, а оно таково: Майлз случайно, или волею судьбы, попал в скверную историю. И связана она с домом мисс Дженкинс. И, если мне позволено предположить, что я хоть немного разбираюсь в характере своего друга, он обязательно попытается помочь этой девушке. Собственно, уже.

– Нда, запутанно, но, вынуждена согласиться. – Мегги направлялась в сторону ванной комнаты.– Но в этот раз мы хотя бы знаем, что она не убийца. Майлзу как-то не очень везет с дамами. А девушка, если я хоть немного знаю твоего друга, – она лукаво подмигнула мужу прежде чем закрыть за собой дверь, – ему очень понравилась.

Генри остался в комнате один. Через несколько мгновений из ванной донесся плеск воды. Веселость, свойственная графу только в присутствии жены, улетучилась. Он стал серьезным и сосредоточенным, что больше соответствовало его натуре.

– Понравилась. Это мы, пожалуй, знаем. – Он говорил тихо, бессознательно стараясь никем не быть услышанным. – Но знаем ли мы, что она ни в чем не виновата или была до конца честна в своем рассказе? Нет, дорогая Мегги, этого мы не знаем. – Тишина вокруг стала абсолютной. – Откуда нам это знать?

Генри, погруженный в свои мысли, опустился на кровать и просидел там, словно мрачная горгулья, вплоть до появления жены

***

Джейн неслышно закрыла дверь своей спальни и, не зажигая свечей, подошла к окну.

С момента окончания встречи в Грейсмор Хаус прошло чуть больше часа. Сквозь рассохшиеся оконные рамы в комнату проникал прохладный ночной ветерок. Девушка взяла с кровати теплую шаль и плотно закуталась. Вот так гораздо лучше.

Она присела на подоконник, возвращаясь к своим размышлениям.

Итак, немногим больше часа…

Детектив Флеминг ушел как только она закончила давать показания. То есть, рассказывать свою часть истории. Как только дверь за ним закрылась, засобиралась и сама Джейн. Она примерно представляла себе, что будет происходить в гостиной дальше и быть участницей этих живейших прений не собиралась. Определенно, прежде чем произносить еще хоть одно слово касательно утреннего происшествия, ей следовало хорошенько подумать.

Хотя виконт выглядел несколько обескураженным, он не стал очень уж настойчиво задерживать девушку. Было ли это связано с собственной усталостью, или объяснялось выразительным взглядом графини Чертон, который Джейн уловила краем глаза, неизвестно. Однако, домой, на Шеррингтон стрит, девушка отбыла уже скоро. Со смешанным чувством облегчения и разочарования. И вроде бы даже первое преобладало.

Карета виконта мягко подпрыгивала на ухабах. Его экономка, миссис Уиллоби, изредка поглядывала на спутницу, излучая доброту и спокойствие. За окнами, редкими прохожими, улицами и домами, протекал Лондон.

Около десяти вечера экипаж остановился у дома № 6.

На пороге, весь преисполненный благородными переживаниями, отец встречал припозднившуюся дочь. Будь Джейн немного менее погружена в свои мысли, она не выдержала бы последующих за этой встречей расспросов.

Однако, в состоянии близком к трансу она рассказала отцу все, что он желал услышать, выпила чай, отказавшись от ужина и, сослалась на усталость, чтобы, наконец, оказаться в одиночестве своей милой девичьей спальни.

В комнате стало совсем темно и холодно. Девушка зажгла несколько свечей, переоделась в ночную рубашку, и во время этих простых, не требующих от нее никакого напряжения мысли, действий, приняла для себя несколько очень важных решений. Самое важное из которых надлежало исполнить немедленно.

Без дальнейших колебаний, она заглянула в секретер и достала подарок.

В тот год, год ее шестнадцатилетия, все юные девушки писали дневники. Джейн с улыбкой рассматривала толстенькую тетрадь. Обложка обтянутая нежным, голубым с ярко-желтыми цветами, шелком, так и льнула к руке. Несколько тесемочек и скрытый замочек так и намекали, что внутри могут быть только самые важные секреты юной леди. Продолжая улыбаться, девушка развязала все эти бантики, провернула крохотный ключ и открыла дневник. В нем не было написано ни единой строчки.

За прошедшие пять лет у Джейн была пара попыток сделать запись. Уже в 16 лет она не была девицей, склонной делиться своими мыслями с кем бы то ни было, будь это даже бумага. Поэтому подарок отца, так же не подверженного веяниям моды, очень удивил ее. Но, повторюсь, в тот год каждая уважающая себя молодая леди, вела дневник. Попробовала и Джейн.

Она хорошо помнила, как села перед шелковой тетрадкой, опустила перо в чернильницу, занесла над снежно-белым листком и… посадила огромную черную кляксу. Нежная бумага тут же впитала чернила. Девушка и сейчас смотрела на эту жирную точку, единственное доказательство того, что у дневника есть владелица. Тогда ей не пришло на ум ни строчки. Все казалось слишком банальным и глупым по сравнению с белоснежной чистотой листа.

Спустя несколько лет, она повторила попытку. Так же села рядом с зажженной свечей, так же развязала все ленточки, умилилась детской кляксе и – ничего. Ну не могла она заставить вывести красивым, ученическим почерком что-то вроде: «Дорогой дневник! Сегодня Мари назвала меня рыжей – бесстыжей. Ну, вот не дура ли она после этого? Волосы-то у меня каштановые!» Бумага многое терпит, в том числе и подростковую глупость. Увы. Но если подросток сам понимает, на сколько все это не значительно, у всех есть шанс избежать в дальнейшем неловкости.