Неизвестный террорист
Шрифт:
– Ну, разве это не унизительно?
– Что именно? – переспросила она и неторопливо отпила несколько глотков из своего бокала. Она, разумеется, прекрасно понимала, что он имеет в виду. – Пить водку с тоником вместо того, чтобы употреблять ее в чистом виде?
– Ха-ха-ха, – сказал Ричард Коуди, даже не улыбнувшись. – Нет, вот это. – И он выставил перед собой раскрытую ладонь с растопыренными пальцами – пальчики у него были короткие, тонкие, слабые, как у ребенка, и какие-то вялые, словно начисто лишенные силы, – с видом фокусника, который только что извлек откуда-то из воздуха живую голубку, а потом она вспорхнула у него с ладони. Куколка смотрела на его руку, испытывая непреодолимое отвращение. – Вот это, – повторил Ричард Коуди. – То, что вы здесь находитесь.
– А ваша работа, дружок? – спросила Куколка. – Ваша работа вам не кажется унизительной?
Ричард Коуди издал какой-то странный звук – то ли пренебрежительный смешок, то ли злобное шипение.
– Нет, не кажется, – сказал он. – Ну что ж, а теперь покажите-ка мне вашу задницу.
Куколка улыбнулась ему той улыбкой, которой их всех учил пользоваться Ферди; она изо всех сил старалась не показать этому типу, как ей противно танцевать обнаженной. И она снова исполнила перед ним все свои эротические трюки, а он снова принялся монотонно бормотать, как ему хочется засунуть свой пенис ей в задницу, а потом в рот, а потом снова в задницу… В общем, Куколка чувствовала себя отвратительно. Ей казалось, что ее предали даже те слова, что невольно сорвались у нее с губ.
Ну, почему, почему она сразу не заткнулась? Почему не продолжила привычную эротическую игру, спрятав собственные мысли подальше, пока этот дерьмец не кончит, глядя на нее, как это обычно с подобными типами и случалось? Почему в данном случае ей изменили и самообладание, и умение резко осадить зарвавшегося клиента, ведь все это всегда так отлично действовало, так ее защищало, казалось ее второй натурой? И Куколка вновь почувствовала, что жизнь ее обманула.
А под конец, когда она уже одевалась, она заметила, как Коуди вытащил из кармана пиджака какую-то маленькую бутылочку, налил себе на ладонь несколько капель дезинфицирующей жидкости и, словно исполняя странный ритуал, тщательно протер руки. И в этот момент Куколка почувствовала себя ничуть не лучше той грязи, которую смывают с рук в раковину.
17
В баре Ферди вытащил здоровенную бухгалтерскую книгу в красной обложке – никаких блокнотов со сменным блоком он не признавал, – открыл ее, провел пальцем сверху вниз по недлинной колонке цифр и сообщил:
– Семьсот двадцать долларов.
Перевернув книгу, он подтолкнул ее к Куколке и подал ей ручку.
– Неплохо для раннего вечера, детка.
Пока Ферди ходил к кассовому аппарату и доставал из ящика под ним наличные, Куколка проверила запись, убедилась, что все правильно, и вытащила из сумочки от Gucci красивый бумажник из черной кожи Prada Saffiano. В бумажнике было шесть отделений для кредитных карточек, которые оказались пусты, и отделение для чековой книжки, хотя у Куколки не имелось ни счета в банке, ни кредита. Но этот красивый бумажник, как ей казалось, должен был производить впечатление. В отделении для наличных денег у нее уже лежали восемьсот долларов, и теперь она прибавила к ним ту сумму, которую вручил ей Ферди. Но прежде, разумеется, быстренько пересчитала банкноты с помощью большого пальца.
– Да, Ферди, – сказала она. – Теперь и это очень даже неплохо, хотя несколько лет назад всех нас подобная сумма слегка разочаровала бы.
Выйдя на улицу, Куколка почувствовала, как на нее обрушилась липкая жара ночного Сиднея. Несмотря на довольно поздний час, людей на улицах было куда больше, чем обычно. Куколка подошла к краю тротуара и вытянула руку, подзывая такси.
А Ричард Коуди, еще на какое-то время задержавшийся в Chairman’s Lounge, решил, что с него довольно, и направился к выходу. Он кивнул Билли Тонга, стоявшему на подступах к красной ковровой дорожке, и, подняв глаза, увидел, что темноволосая танцовщица с роскошной задницей стоит, теперь уже полностью одетая, на краю проезжей части и пытается поймать такси. Движение на дороге было, пожалуй, оживленней, чем в час пик; улица буквально задыхалась от трафика, а на тротуарах застыла толпа – туристы, семейные пары с детьми, диковато одетые
С соседних улиц доносились полицейские свистки, гремела музыка, причем самые различные мелодии одновременно, и только теперь до Ричарда Коуди дошло: так ведь сегодня Mardi Gras! И по одной из соседних улиц наверняка движется праздничная процессия. Ему стало обидно: в такой день сам бог велел заниматься сексом, так почему же он должен лишать себя этого удовольствия?
И он направился прямиком к танцовщице из клуба. Подойдя к ней со спины почти вплотную, он произнес:
– Ба, да это, кажется, вы, Тиффани!
– Привет, – бросила Куколка, старательно избегая его взгляда и всматриваясь в непрерывную череду машин. Она еще больше выдвинулась на проезжую часть и активней замахала вытянутой рукой, чтобы у этого типа никаких сомнений в ее намерениях уж точно не осталось.
Ричард Коуди улыбнулся самой своей очаровательной и лучезарной улыбкой и повернулся к Куколке так, чтобы она могла видеть его профиль с левой стороны. Однажды кто-то из операторов в шутку сказал, что слева его профиль смотрится гораздо лучше, чем справа.
– Тиффани, – заявил он, абсолютно уверенный, что именно так девушку и зовут. Впрочем, даже если и не так, то какое это имеет значение, разумно решил он. – Знаете, Тиффани, я отлично плачу за хорошо сделанный минет.
Куколка повернулась к нему, сразу заметив, что он стоит в какой-то странной позе и старается держаться к ней боком.
– Ты что это себе в голову вбил, дружок? – процедила она сквозь зубы и быстро прошла мимо него к остановившемуся такси, бросив на прощание через плечо: – Задница вонючая!
18
Но уже через минуту, когда такси нырнуло в шум и суету огромного, забитого потными людьми города, Куколка и думать забыла об этом скользком типе с телевидения. Повсюду сияли яркие огни и краски, звучала громкая музыка – празднование Mardi Gras было в самом разгаре. Царивший на улицах хаос только усугубляли представители сил безопасности, которым вроде бы надлежало поддерживать порядок: повсюду виднелись полицейские машины, копы ходили в защитной форме и даже с собаками, а кое-где территория была временно огорожена и поставлены переносные детекторные рамки для проверки сумок. Пешеходов было куда больше, чем машин, но они еле ползли; такси, в котором сидела Куколка, с трудом пробивалось сквозь плотные толпы людей и автомобилей и ехало гораздо медленней текущей по тротуарам человеческой реки. От Кросса до ее дома в Дарлингхёрсте было, собственно, рукой подать, но ей нравилось сидеть в замкнутом пространстве машины среди этого огромного кипящего Сиднея и ощущать собственное одиночество. Ведь чем больше город, тем сильней в нем чувство одиночества, а Куколка больше всего на свете любила быть одна.
В итоге такси, окончательно угодив в ловушку, намертво застряло в пробке, и Куколка решила пройти оставшийся квартал пешком. Она свернула в боковой проезд, где уже давно торчала брошенная синяя «Тойота», продолжавшая собирать штрафы за парковку, и теперь этих квитанций собралось уже так много, что машина почти вся была ими покрыта, точно сорванными с деревьев листьями в бурю. Миновав синюю «Тойоту», Куколка свернула к подъезду в ничем не примечательном грязноватом многоквартирном доме.
По меркам сити, где цены на квартиры порой взлетали до небес, квартирка Куколки на третьем этаже считалась дешевой – маленькие комнаты, обветшавшая кухня, убогая ванная, – но именно по этой причине Куколка редко позволяла своим знакомым сюда приходить. Когда-нибудь, мечтала она, у нее будет совсем другая квартира, настоящий дом, куда можно будет приглашать людей, где все будет дизайнерским – от сахарницы Alessi и кофейной машины La Pavoni до туалета от Филиппа Старка. А пока что она покупала себе те дизайнерские вещи, которые имели смысл в ее сегодняшней жизни, то есть те, которые видели на ней другие, – в основном одежду.