Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Уральский Марк Леонович

По типу Синклер Льюис — рядовой американец, со всеми особенностями подлинного янки. Тонкий, изящный, эластичный, с чрезвычайно подвижным и моложавым лицом, ему никогда нельзя дать его сорока семи лет. На первый взгляд Синклер Льюис производит впечатление спортсмена или профессионального футболиста. И только некоторая асимметричность в лице и его правый как будто неправильно посаженный и пристально присматривающийся глаз привлекают к нему внимание. Человек богемы по натуре и глобтроттер¹⁸¹ по влечению, Льюис чужд тому, что принято называть манерами. Он держится со всеми и везде не только просто, но и весьма свободно, будто находясь в интимном кругу друзей. Так и ждешь, что он по американской манере вот-вот положит ноги на стол. За кафедрой минуты спокойно не

постоит. Расхаживает по подиуму, жестикулирует, пребывая в постоянном движении. Вынужденный сидеть за бесконечными банкетными чествованиями, он и тогда успокоиться не может. Его рука, вооруженная пишущим пером, набрасывает на картах меню эскизы, шаржи и карикатуры. И в этом отношении Синклер Льюис недурной мастер. Свои автографы он иллюстрирует автокарикатурою. На иностранных языках Льюис почти не говорит. По-немецки кое-как объясняется. Там, где ему не хватает слов, ему приходит на помощь супруга. Миссис Льюис хорошая журналистка, живо интересующаяся европейской жизнью. Но она заметно держится в тени, избегая греться в лучах славы мужа. На чинных и корректных шведов Льюис производит впечатление сумбурной натуры. Их немного шокирует отсутствие у него манер и некоторая артистическая фривольность в обращении. Но как радушные и гостеприимные люди — стараются этого не показывать. <...> Чествуют и закармливают его, а заодно и тех, кого приглашают в качестве гостей на чествования, до невероятного. Бедняга Льюис не вылезает из смокинга и фрака. Прошлогоднему лауреату — Томасу Манну — писателю с неменьшим художественным весом и именем — далеко не оказывали такого внимания. <...> Объясняется это личностью того и другого писателя. Томас Манн слишком замкнут, глубок и, если так можно выразиться, маститен. Совсем иной — Синклер Льюис. Он доступней, проще и в нем ровно ничего нет от небожителя божественного Парнаса. В этом, вероятно, кроется залог внимания и интереса, которые к его личности обнаруживают потомки викингов. <...> <Однако> шведов <смущает> шум, поднятый американской печатью вокруг имени нобелевского лауреата, в связи с его сенсационной и малопочтительной для Америки лекцией.

Синклеру Льюису Нобелевская премия по литературе была присуждена «за мощное и выразительное искусство повествования и за редкое умение с сатирой и юмором создавать новые типы и характеры». В приветственной речи член Шведской академии поэт Эрик Карлфельдт сказал:

Да, Синклер Льюис — американец. Он пишет на новом языке — американском, на языке 120 млн. человеческих душ. Новая американская литература начала с самокритики. Это признак здоровья. У Синклера Льюиса характер первых переселенцев. Он — настоящий американский первопроходец.

Сам же лауреат в своей Нобелевской лекции, названной им «Страх американцев перед литературой»¹⁸² и являвшейся по существу обзором новой американской литературы, сделав комплимент интеллектуальному истеблишменту Скандинавии, подверг критике американский «образ жизни», где большинство боится любой литературы, кроме той, которая превозносит все американское, в равной степени недостатки и достоинства.

Интересно, что в своей речи Льюис, говоря об успехе молодой американской литературы, помянул добрым словом среди прочих и будущих нобелевских лауреатов — Юджина О'Нила, Уильяма Фолкнера и Эрнста Хемингуэя, а также, что было особенно приятно И. Троцкому, Майкла Голда, «который открывает новые горизонты в еврейском Ист-Сайде»:

Вы читали, конечно, мнение нью-йоркской и вашингтонской прессы по поводу моего выступления? Меня не берут всерьез и мне рекомендуют отправиться к профессору Фрейду, чтобы поискать исцеления в психоанализе. Я, мол, одержим самоуничижением... Впрочем, то ли меня еще ждет по возвращении на родину! <...> моей лекции американцы мне не простят. Что бы сейчас в Соединенных штатах ни случилось, повинен буду я. Падут биржевые ценности — виноват Льюис. Возрастет безработица — вина противного Синклера Льюиса. Сократят заводы и фабрики производство — опять причиной буду я. <...> Во всем и за все понесу вину я. Конечно, это гипербола! Но по существу это почти так... Нужно знать наши американские нравы, чтобы понять, насколько там

нетерпимы к свободному волеизъявлению и независимой мысли.

<...> Вам, конечно, знакома книга Драйзера о России. Знаю, что в эмигрантских русских кругах она хорошего впечатления не произвела. Драйзер романтик. Прежнюю Россию он знал смутно и по дурной наслышке. Советский Союз он посетил в эпоху разгара революционного романтизма и все, конечно, видел в бенгальском освещении¹⁸³. <...> Моя жена собирается в Россию. <...> Что увидит и каковою найдет <она> новую Россию, покажет будущее. Ведь Россия сейчас находится в состоянии стройки, в момент высшего напряжения народных способностей и сил. Этот процесс любопытно наблюдать и запечатлеть.

Здесь стоит прерваться, чтобы сказать несколько слов о жене Синклера Льюиса Дороти Томпсон — писательнице, ярком журналисте и либеральном общественном деятеле, имевшей в свое время титул «первая леди американской журналистики». В 1924-1928 гг. она возглавляла Центральное европейское бюро журналистов в Берлине. Была в числе первых, кто предупреждал об опасности растущего нацистского движения в Германии. Автор документальной книги о Гитлере — «I saw Hitler», в которой на основе своего интервью с будущим диктатором дала весьма нелицеприятную оценку его личности:

Он бесформенный, безликий, с карикатурным выражением лица. Его тело выглядит так, будто оно полностью состоит из хрящей, словно в нем нет ни одной кости. Он непоследовательный и болтливый, неуравновешенный и неуверенный. Он являет собой эталон маленького человека¹⁸⁴.

В многочисленных публикациях и радиопередачах она требовала запретить в США деятельность пронацистского Германо-американского союза. В 1934 г. была выслана из Германии по личному указанию Гитлера, в 1939 г. получила второй номер в рейтинге самых влиятельных женщин Америки — после жены президента США Элеоноры Рузвельт, по версии журнала «Тайм» («Time»), а в 1941 г. опубликовала знаменитый памфлет «Кто станет нацистом?» («Wo goes Nazi?»), где дала и по сей день звучащее актуально определение человеческому типу, склонному к восприятию подобного рода идеологии:

Поверьте мне, хорошие люди не становятся нацистами. Национальность, цвет кожи, религия, статус — не важны. Все зависит от того, что внутри человека.

Нацистом станет тот, внутри кого нет ничего, помогающего отличить, что ему нравится, а что нет. Этим «чем-то» может быть семейная традиция, мудрость, кодекс поведения, простое счастье — годится любой старомодный или новый способ¹⁸⁵.

В ноябре 1927 г. Дороти Томпсон одновременно с Теодором Драйзером посетила Москву, где провела несколько дней. По возвращении в США, она издала в 1928 г., на несколько месяцев раньше, чем Драйзер, книгу «Новая Россия»¹⁸⁶, написанную, в отличии драйзеровской, без излишней политической ангажированности. В обеих книгах встречались одинаковые материалы, почерпнутые авторами из одних и тех же источников, что позволило журналистке выдвинуть против Драйзера обвинение — несправедливое — в плагиате.

Следующая поездка Дороти Томпсон в Россию не состоялась и вскоре, из-за своего критического отношения к коммунизму, она, как и в нацистской Германии, стала в СССР персоной нон-грата. Что касается Драйзера, то именно он считался в прессе наиболее вероятным кандидатом на Нобелевскую премию по литературе.

Уже став лауреатом, Синклер Льюис в беседе с И.М. Троцким не преминул подчеркнуть:

Я, конечно, чрезвычайно горд присуждением мне премии, но столь же отлично знаю, что Драйзер не в меньшей степени в праве был ее получить.

Драйзеру, уже примерявшему нобелевские лавры, суждено было пережить унизительное разочарование. Человек не очень сдержанный, он при первой же личной встрече с вернувшимся из Стокгольма Льюисом набросился на него с кулаками. Естественно, это не осталось без внимания прессы Возвращаясь к интервью Ильи Троцкого с Синклером Льюисом, отметим, что постоянно направлявший ход беседы журналист в удобный момент привлек внимание новоиспеченного лауреата к своей коронной теме — русской литературе. Синклер Льюис проявил должную начитанность: