Некрасавец и Нечудовище
Шрифт:
– А вас и не спрашиваю.
И стал похожим на помидор.
Секунду, а может, две, было тихо, как будто вокруг - никого. А затем раздалось тоненькое девичье "ха-ха" и огрубевшее "хо-хо-хо!", эти звуки прорезали коридор, словно залпы от пушек.
– Каков грубиян!
– добродушно сетовала старушка.
– Каков забияка!
– потешалась девчонка, всё потряхивая своими косичками.
– Я так не хотел, - мямлил тихонько Гарри, бочком
– Я не специально.
И ему стало вдруг так нестерпимо стыдно, что он кинулся прочь, совсем не оглядываясь по сторонам, зато смотря только под ноги. Вслед ему ещё долго доносилось веселье, а ещё бабуля сказала:
– Ты, сынок, не пужайся, ведь я в душе молода, я - шутница!
Гарри нёсся на всех порах, чтобы дальше, чтобы не слышать и не краснеть. А всё же тихенький голос до него докричался, и девочка ему говорила, девочка с добротой кликала вслед:
– Приходи к нам, маленький Гарри, и мы научим тебя шутить!
А Гарри казалось, что он до сих пор видит, как она ему улыбается.
В общем, денёк выдавался маетный. Об этом думал Гарри, прыгая через ступеньки (теперь уже вниз) до тех пор, пока перед носом не вырос знакомый вход.
Тот день был на зависть тёплым. Сквозь арки, сквозь витражи и рамы светило солнце, рассаживая по полу, потолку и стенам лучи, устраивая внутри замка целый палисадник - так беспардонно, но нежно. Толстобрюхие кучевые облака летали высоко и стайками, похожие то на птиц, то на соловых лошадей, а иногда и на одного большого и жирного человека. Всё это было чудно и чудесно - такие маленькие волшебные вещи, которые, может, навечно, а может, лишь на мгновение, которые собою похожи на жизнь и потому - замечательны.
Но вот Гарри пробрался внутрь, и округа заметно утратила краски. Неслабоки сидели, нахмурившись и сбившись в кучу, нахохлившись, как воробьи, и глядели на Гарри осуждающим взглядом.
– Так-так-так, - сказал Макаронина очень важным и насмешливым тоном.
– Так-так-так, - подхватили его Неслабоки. А кто-то даже неодобрительно покачал головой.
А Гарри так покраснел-побледнел, потупил так свои огромные глазки, так артистично развёл руками - не Гарри, а просто картинка! То было само раскаяние, а не маленький человек.
Он стоял, ковыряя пальцем столешницу, и громко натужно дышал - видно, решался сказать.
Вся компания угрюмо за ним наблюдала.
– Ну?
– не вытерпел первым Малина.
И хотя все молчали, стало ясно, что Малина высказал не столь личное мнение, сколь общественное.
– Прошу меня ни в чём не винить. Я это всё - не нарочно.
Неслабоки переглянулись серьёзно и деловито, и были они чем-то похожи на судей, только вместо напудренных париков у них на макушках болтались мятые шляпы. А вот мантии подходили на славу - чем же они не судейские?
Гарри в тот миг чувствовал себя маленьким и виноватым.
– Ну ладно.
А остальные не подхватили:
– Ведь в первый же раз!
– И он говорит, не нарочно.
– Помиловать!
– Простить его!
– Можно!
– Я тоже! Я - за!
И так далее, как всегда громко и суетно. И опять улыбаясь.
В сердце у Гарри защекотало, видно, там расцвело что-то приятное, когда Неслабоки простили его. Мальчик робко им улыбнулся и с большим удовольствием сел в круг, лишь только ему предложили.
– Спасибо, - честно поблагодарил он.
– Нет-нет, ты не думай, что просто так всё закончилось, - тут же одёрнул его Синьор, севший рядом.
– Да, симпатяжка, ведь из-за тебя мы потеряли очки, - подхватила и Анна, которая, может, и хотела припугнуть Гарри, но при всём желании - не могла. Ведь симпатяжка смотрела на неё влюблённым глазами и совсем не боялась.
– Мы тебя немного накажем.
– Но это не больно, - услужливо шепнул Малина, и Гарри оторвался от созерцания Анны, чтобы посмотреть на него.
– Опасно, конечно, но больно не будет.
– А что же мне сделать?
– заинтересовался Гарри.
Все Неслабоки заговорщицки переглянулись.
Лишь Индюк вдруг не выдержал и возмутился:
– Ну нет, убьёт же! На этот раз точно!
– А надо делать всё аккуратно, тогда не убьёт!
– запальчиво крикнул Синьор в ответ.
– Что кричишь?! Это не из-за меня же - вот так!
– Надо сделать!
– Чтобы всем доказать, что можем - и сделаем, не попавшись!
Гарри слушал разгоравшийся спор молчаливо, но с присущим ему любопытством. Особенно ему нравилось, как Синьор потрясал кулаком, а его шляпа в такой момент ехала на нос.
– Ребята, тише! А ну замолчать!
– скомандовала Анна, и Неслабоки послушались её неохотно, но тут же.
– Мы всё уже с вами продумали. Значит, теперь - говорим, а не обсуждаем. Кому не нравится, так надо было раньше об этом думать. Верно я говорю?
– Верно!
– поддержала её большая часть Неслабок.
Индюк нахмурился, но рукою махнул, мол, так уж и быть, воля ваша.
Макаронина вновь взял себе слово и начал, хитрющий, во весь рот ухмыляясь:
– Знаешь, а ведь мы тут подумали: раз так вышло со Снейпом, значит, и отрабатывать долг на нём. Ведь он всего лишь учитель, и он не помеха такой гигантской...
– Процветающей...
– Магической...