Некрасова Л. День рождения
Шрифт:
Дедушка медленно поворачивается к дому. Мака хочет крикнуть: «Дедушка, дедушка!» Она знает, что дедушке хочется бежать, а он идет так же спокойно. Мака следит за каждым его шагом.
— Руки вверх! — раздается громкий голос.
Дедушка останавливается… Выстрелы… Мака вскрикивает, вскакивает…
У военного в руках револьвер, он направлен вверх. Лошади прижали уши, дергают головами. Мустафа схватился за шею лошади. С перекошенным лицом он смотрит куда-то на дорогу… Военный улыбается и кому-то кланяется…
Дедушка стоит, закрыв
— Я пошутил, господин большевик. Я стрелял в скворцов. Там скворцы летели. Идите обедать.
Военный прячет в кобуру револьвер и опять козыряет. Потом пришпоривает лошадь и скачет по дороге. Мустафа тихо едет за ним.
Мака кидается к дедушке. Но дедушка садится на камень и говорит:
— Я немножко посижу здесь. Что-то у меня плохо с сердцем. А ты пойди скажи маме, что все в порядке.
Глава XX. Дедушка умер
Ночью постучали в окно. Белый согнутый палец несколько раз ударил по стеклу. Шел дождь. Мустафа вошел в комнату. Вода текла с него, и лужи окружили его ноги. Лицо было у него мокрое, и вода продолжала струиться по его щекам. Старая рубашка была надета на Мустафе. Старые штаны прилипли к его ногам. Он оставил где-то галифе и гимнастерку.
— Учитель, — сказал он. — Учитель!
И вдруг упал на колени. Размазывая лужи, стуча коленками, с протянутыми руками он пополз к дедушке. И дедушка протянул к нему свои добрые руки.
— Учитель, прости меня. Они посылали меня за тобой. Ах, учитель, я не мог не поехать, но я просил его, чтобы он отпустил тебя… Он стрелял в воздух, чтобы там думали, что тебя убили… Борька обманул меня. Я был глупым. Я поверил ему. — И вдруг Мустафа встал, прямой и мокрый.
— Отец взял винтовку, и я возьму винтовку. Мы пойдем в каменоломни. Мы убьем всех немцев. Мы прогоним всех белых. — Он схватил руку дедушки.
— Они все-таки узнали, что ты жив. Борька им сказал. Пойдем с нами, учитель. Мы спрячем тебя.
Но дедушка покачал головой.
— Пойдем, учитель. Нас завтра уже не будет здесь. Мы уйдем далеко. Мы уйдем в каменоломни. Мы все уйдем туда. И мы не сможем защитить тебя.
Но дедушка не захотел уходить. Мустафа ушел один.
Утром Мака пришла к дедушке. У них была такая игра. Нужно было подойти тихонько сзади, закрыть дедушке глаза ладошками и спросить: «Деда, деда, а чьи ручки?»
А дедушка должен был ответить: «Знаю, знаю, моей внучки».
И вот Мака, неслышно ступая босыми ногами по гладкому полу, пошла к дедушке. Он, наверное, не ложился спать. Он так и сидел одетый, в своем кресле, спиной к Маке. Мака, не дыша, подкралась к дедушке. Вот уже ее ладошки легли на дедушкины глаза.
— Деда, деда, а чьи… — и вдруг Мака отдернула свои руки.
Дедушкино лицо почему-то было твердое и холодное…
Когда днем за дедушкой пришли немецкие солдаты, строгая мама с сухими глазами широко распахнула перед ними дверь, и они увидели вытянувшегося, лежавшего дедушку.
Немцы промямлили что-то, топчась у дверей. Из-за их спин выглянул Борька.
— Как собаку… — сказал он. — Не хоронить. Как собаку… — И спрятался опять за немецкие спины.
Мама ходила и просила коменданта. Но ее выгнали. Борька сказал вдогонку ей:
— А газеты мы все-таки найдем. И портрет. И знамя.
Уже когда стемнело, мама достала спрятанные газеты. Она расправила их. Она вынула портрет Ленина, она достала и красный флаг. Мака сидела на дедушкином кресле и смотрела, как мама складывает все в аккуратный сверток.
В комнату молча, тихо ступая на полу, вошел Зейдулла.
Мама протянула ему сверток.
— Возьми, Зейдулла, голубчик! — сказала она.
Тихие темные фигуры вошли в дедушкин дом. Сняв шапки, встали около дедушки его друзья и ученики.
Зейдулла держал в руках лопату. За плечами у него блестело дуло винтовки. И Мустафа стоял рядом с ним.
— Мы похороним тебя, учитель, — сказал Зейдулла. Он закрыл дедушку красным флагом, и несколько человек подняли дедушку. Мама и Мака, крепко держась за руки, шли за ними. Тихо прошли из дома в насторожившийся сад, потом по дороге в гору.
Луна спряталась за тучами, и в темноте, не разговаривая, неслышно ступая по траве, дедушку принесли на татарское кладбище. Каменные плиты обступили их, невысокие татарские памятники светлели между людьми. Обнажив головы, татары окружили только что вырытую могилу. Мама встала у края ее, прижимая к себе Маку.
— Прощай, учитель! Мы отомстим за тебя, — тихо сказал Мустафа.
Тяжелая земля посыпалась на дедушку, на закрывавший его красный флаг.
Глава XXI. Золотые зубы
Немцы прислали в дедушкин дом сонного офицера со слипшимися глазами. Он вошел в комнату, хлопнул тонким хлыстиком по своему рыжему сапогу, попробовал разлепить свои глаза, поковырял их пальцем и сказал:
— Э-э… — Потом он минуточку подумал и сел в дедушкино кресло.
— Э-э… Собственно, я теперь буду здесь жить.
И два немецких солдата внесли в комнату его чемоданы. Тогда мама сложила свои вещи.
Костлявая лошадь не спеша повезла маму и Маку на вокзал. Ее никто не понукал. Никому не хотелось спешить. Лошадь цеплялась плохо прибитыми подковами за камни, худой, загорелый мальчик держал вожжи, не натягивая их, свесив с мажары свои черные, шершавые ноги. А Мака сидела и смотрела назад на дорогу, на горы, за которыми скрылись дедушкин дом, и школа, и домик Зейдуллы, и прозрачная речка, и синее море.