НекроХаник 2

Борисов Олег Николаевич

— Про зомби что рассказал?

— Будто солдатики штыками их погнали, как только колдунов прикончили. Про Макарова одно твердит — справный воин, с пластунами по пескам мотался, бандитов местных гонял без жалости.

— Это я уже слышал. Про потворство Тьме и прочие запретные вещи?

Вздохнув, Назар убрал четки, погладил бороду и задал встречный вопрос:

— Если я где в пиковые расклады попаду, меня так же сдашь? Горбуну ноги измочалили, ни одной целой кости не осталось… Нет в нем скверны, ни крошки. Я лично несколько раз проверил. И в парне тоже гадости

не было.

— Сам же сказал, что он мог там всех в землю уложить.

— Мог. Но не стал… Кстати, малец в соседнем кабинете. Пока морду бьют и по почкам охаживают. Он вообще молчит, только кровью на сапоги плюется.

— И что? — рассердился Демьян. — Что ты кота за яйца тянешь?

— Я заходил, осмотрел его. Колдовщины нет, а тьма есть. Как у наставника его, у Зевеке. Такой бездонный колодец, куда выдранное из тварей складывают. И держат под замком, чтобы обратно не вырвалось.

— С чего ты решил, что покойный некромант ему учителем был? Он же затворником последнее время считался.

— Без понятия, кем он там считался и где числился. А у Макарова крест всеразрушающий на груди пульсирует. И такой знак ни ты, ни я поставить не можем. Это одному Зевеке было по силам… Даже больше скажу. Мне показалось, что пацан в силе Германа превзошел. Сам подумай, сколько за один раз любой из охотников может упокоить? Я — двоих сильных перекинувшихся, вряд ли больше. Фаима, до гибели в южном походе, четверых давила. Правда, потом день без сил валялась. Сергий же упокоил больше тысячи мертвяков. Может, кого и британцы прибили, когда их жрали, но я бы на тысячу душ поставил. Если не больше… И это все — теперь внутри парня. И я в эту бездну второй раз смотреть не стану.

— Да, не ожидал…

Прислонившись к стене рядом с помощником, викарий надолго задумался. Потом начал рассуждать вслух:

— Знаешь, как получается. Архиепископу император чуть ли не лично бороду драл, очень недоволен обнаруженной скверной. Не знаю, что там наверх напели и почему такое неодобрение, но гайки закручивают именно из столицы. И молодой этот дознаватель впереди собственного визга бежит, чувствует, какой результат от него хотят. На самом же деле выходит, будто мы двух ни в чем невиновных добровольцев по возвращении домой в пытошную на расправу. А за что? За то, что людей от второй Румынии спасли?

— Выходит, что так.

Нахмурив брови, Демьян наклонился поближе и еле слышно произнес:

— Тогда нас с тобой сдадут, как только истина вскроется. А она обязательно всплывет. По городу уже шепчутся, но волна только-только поднялась. Не удивлюсь, если княже с родней потом стрелочников на стороне подыщут. Мы же в этом случае подходим как нельзя лучше. И не доглядели, и не доложили… Поэтому вот что сделай. Пиши отчет. Детальный. Что ничего не нашел у обоих. Что оба невиновны в предъявленных обвинениях. Пусть измену жандармы раскручивают, а колдовства никакого за подозреваемыми не выявлено. Я подпишу, уберу в архив, чтобы никто не смог уничтожить при случае. И выписку сделаю, которую вместе с остальными бумагами наверх подам. Последние дни мои листочки не глядя в угол задвигают.

Но при любой проверке — прикроемся.

— А с ними что делать?

— С ними?.. Забудь про них, Назар. Их уже списали. Если не по церковной линии, так по злоумышлению против императора в петлю сунут. Нет их больше, умерли… Кстати, что там за история с псом? И что за пес?

— Животину мальчишка из Африки привез. Германцы ее наградили за помощь в песках. Как собственного ребенка на руках нянчил… Жандармы при аресте пристрелили. Я похоронил на Петровском кладбище.

— Сдурел, что ли? Это же тварь иноземная, не человек!

— Некромант пообещал, что если не сделаю, то из могилы вылезет и устроит нам всем второе пришествие. Если бы не согласился, мы бы все там в избушке и закончились, что с погонами, что без. Поэтому я слово дал, слово сдержал. Моя совесть чиста.

— Это ты уже сам. Если кто наверху узнает, получишь на орехи… Все, пойду я к дознавателю, что-то он там хотел мне в бумагах показать. Ты домой езжай. Нечего здесь маячить. Что могли — сделали. Теперь — самим в сторонку, пусть архиепископ разгребает. Чувствую, ему еще аукнется.

— Как долго нас еще дергать будут?

— Неделю-две. Может месяц. Потом или медальки раздадут и показательную казнь устроят. Или удавят в камере по-тихому и закопают в яме. Но — без нас. Это теперь государственное дело. И специальный человек, который за это отвечает. Вот пусть и пыхтит.

Пачку показанных бумаг Демьян прочел внимательно, краем глаза посматривая на сидевшего напротив стола Макарова. На парне живого места не было. Но — двое держиморд в рубахах с закатанными рукавами взгромоздили бедолагу на табурет, не дают упасть. Дышит хрипло, безучастно уставившись на стену.

— Господин Шипилин, от меня что требуется?

— Подпись, что ознакомились.

— Прошу прощения, но я на допросах не присутствовал, поэтому подтвердить написанное не могу. Кроме того, я не обладаю должным саном, чтобы подобные документы визировать. Поэтому их или стоит направить в секретариат, или сообщить помощнику архиепископа Капитона и тот пришлет нужного человека.

Коллежский асессор удивился:

— А зачем вы тогда здесь?

— Потому что вот на этот запрос могу дать развернутый ответ. Дело это исключительно для гражданских властей. Никакой скверны или чернокнижья за подозреваемыми не обнаружено. Про это вот я тут приписку делаю… Ага. И роспись… И личную печать.

На лице молодого мужчины в золотистых погонах мелькнула тень недовольства:

— Вот это вы зря. За мерзавцем столько всего, что на несколько приговоров хватит.

— Не спорю, вам виднее. Но, повторю еще раз, со стороны церкви к нему вопросов нет. Поэтому не буду больше вам мешать, пойду. Удачи в изобличении преступника.

Откланявшись, Демьян поднялся из подвала, вдохнул свежий воздух и зашагал к ожидающей коляске. Устроившись на мягком сиденье, приказал:

— В храм.

Уже когда выкатили со двора мимо гулявшего у ворот жандарма, повернулся к сидящему рядом монаху: