Некролог
Шрифт:
На тропе, ведущей по холму, появился силуэт Элизабет, она вся промокла под дождем, и ее золотистые локоны растрепались и волочились за ней по лужам. Она пыталась согреться, обхватив саму себя руками, ее зубы стучали, а по лицу стекали слезы. Девушка снова ходила к гадалке, это было понятно сразу - креста на ее груди не было, она держала его в руках, не успев надеть до возвращения к отцу - на горизонте было пламя, и она была уверена в том, что их дом горит, а потому спешила, как могла.
Но Варе показалось поведение Лизы странным: она видела, как огонь вцепился в ее мать и истязал ее до последнего стона, но девушка не шелохнулась с места - стояла как вкопанная, и на лице у нее не было гримасы ужаса, смятения - оно выражало только спокойствие, холодность, присущую Вурду.
Отец
– Очисть - очисть! Пусть эта боль станет искуплением их греха. А если не было греха, то пусть они вознесутся, как возносятся невинно убиенные.
– Арон озирался по сторонам и заметил Лизу, теперь он говорил, глядя ей прямо в глаза: - Ты забрал меня у них. Уволок прочь, не оставил им ни единой надежды. Впервые вступая на порог моего дома, Ты крался в ее спальню, как вор. С недавних пор Ты возомнил себя здесь хозяином. Но они последовали за мной, покорились моей воле, а не Твоей, потому что я привел их к Спасению. И теперь они навсегда останутся в моей светлой памяти, а о Тебе я навсегда позабуду. Я перестану знать Тебя, сотрутся мгновения нашей первой встречи. Прошу, пусть исчезнет память о том дне, когда Ты обольстил мою дочь, клеймил ее позором смертного греха и приблизил ее встречу со Смертью. Но ничего! Я испепелю все, чего касалась Твоя могучая тень. Восставший против любых оков, Ты сносишь свое бытие, я снесу свое. Не стой на моем пути!
Отец смотрел прямо на Элизабет, но не видел в ней своей дочери. Варя вмиг осознала, что произошло с ней, и ей хотелось, чтобы девушка ее услышала: «Я сама стояла на пороге, у каждого он свой. Стараниями врачей муки моего пребывания среди живых были продлены. Не знаю, вернулась ли моя душа в тело, или же просто оно рефлекторно ожило. Все мои действия вполне могли быть лишь мышечными подергиваниями и выражать собой лишь симптомы, столбняка. Но это не отменяет того, что я единожды, как и ты, оступилась, заблудилась на своем пути. Я тоже обещала себе, что дойду до конца, и я не уверена, что сдержу свое слово. Но ты написала, что готова ползти на брюхе, стараться из-за всех своих сил дотянуться до тишины. Я не смею судить тебя, то, что я до сих пор с Ним, не дает мне права оценивать твою жизнь. Я верю, что ты старалась изо всех сил, сделала все, что могла. Чувствую тот ветер, что бил тебе в лицо. Даже там, на разбитой скале, ты почувствовала себя ненужной, униженной. Шагая вниз, ты понимала, что тебя ничего не ждет, никому даже там ты не нужна. Ты накрутила себя еще сильнее, взвела курок? Довела себя до края, чтобы, хватило смелости шагнуть вперед? Я верю, что не сама ты себя довела. В тебе нашел отголосок вечный плач. Твоя душа, как и некогда моя, оплакивала все человеческие муки и беды. В своем плаче ты доходила до остервенения, врывалась в кладовку своего подсознания. Ты кидалась словами, рвала свое нутро, резала себя каждой обидой, чтобы быстрее иссякнуть. А запас сил, амбиций, воли к жизни, казался неисчерпаемым. Элизабет, как долго длится твое падение или полет? Коснулась ли ты земли? Разбилась ли… Боюсь спросить, ты умерла?»
Арон не тронул Элизабет, сперва он хотел расквитаться со сводницей-колдуньей, жившей по соседству внизу на склоне холма, ближе к чаще леса, а потому он сперва отправился за ней, подумав, что Элизабет некуда бежать. Но девушка побежала в лес, а там к скалам, и потому Варя была уверена в том, что, не выдержав увиденного, не желая носить Его ребенка, она покончила с собой, спрыгнув вниз.
Вдруг Варя почувствовала резкий рывок, и нечто отбросило ее в сторону берега. От былого пожара не оставалось и следа, разве что трава во дворе была выжженной, и местами на окнах осел нагар. Старик встал на пригорке и молча наблюдал за происходящим. Демона видно не было, но всюду слышался Его голос:
– Я искренне желал этого ребенка, после гибели моей семьи мне нужно было что-то, чему я могу посвятить свое дальнейшее существование. Вот только, ты все испортил.
–
– По щекам старика катились слезы.
– Ты забрал ее у меня!
– Она тебе никогда не принадлежала, и все, что я забрал у тебя, была только память о ней, которую ты и сам просил забрать, и то я только что тебе ее вернул. Не моя вина в том, что все воспоминания о ней такие горестные, а твоя. Ты не можешь меня упрекать только за то, что я Демон! Судят за помыслы и деяния, а все, что мне было нужно, так это прикоснуться к Свету, которого я навечно лишен.
ГЛАВА 27. ПРОЩАНИЕ
Варя не хотела верить своим ощущениям и интуиции, которая говорила ей, что Вурд опасен и намерен ей навредить. Она заняла оборонительную позицию - встала на ноги, и когда обернулась к берегу, то увидела Демона, стоящего прямо перед собой. На его шее и жилистых руках проступили черные вены, глаза горели безумным пламенем, за спиной у Него были кожаные черные крылья, покрытые татуировками и шрамами. Одной ладонью Он закрыл ей рот и нос, вторую руку положил ей на глаза, от чего они с чудовищной силой заболели. Покойница увидела сцены пыток, которым в аду подвергаются души грешников. Целый конвейер по производству боли на ее глазах пришел в движение, его механизмами управляли искалеченные уродцы, которые достаточно быстро перемещались на четвереньках и дрались между собой за право истязать вновь прибывших жертв. Людские души существовали здесь, будучи абсолютно голыми, истощавшими и дряблыми. Им было противно смотреть друг на друга, и каждый из пленников мучился от того, что в аду все равны и нет ни в чьих страданиях исключительности.
Варя увидела девушку, чьи нервные окончания лежали на самой поверхности прогнивающей кожи, ей было больно шевелиться или касаться чего-либо, но она с остервенением карабкалась вверх по цепям, стремясь сбежать, а другие грешники, как крабы, пытались стащить ее обратно на дно ведра. Девушка видела окровавленную дыбу, пресс, прочие орудия инквизиции и слышала вопли, заглушающие даже шум вечно извергающихся вулканов. По отвесным склонам передвигались сущности низшего порядка, паразиты. Они имели множество цепких лап и длинные хвосты, собирались в стайки и о чем-то спорили между собой, издавая нечленораздельные звуки лишь отдаленно похожие на человеческую речь.
Варя воспротивилась гнету и хотела вырваться из удушающих объятий Демона, прокусить зубами Его кожу, растерзать до смерти. Но ей было это не под силу, Он, совершенно не утруждаясь, повернул ее к себе спиной и толкнул вперед:
– Садись в лодку!
– прорычал Вурд.
– Куда мы плывем?
– закричала Варя, уже не контролируя свои эмоции.
Вместо ответа Он вновь толкнул ее в сторону лодки, и обратился к старику:
– Я заранее заплатил тебе за дорогу к Городу 1303, отдал тебе душу твоей дочери, так ведь?
– Вурд посмотрел на старика.
– И теперь, когда между нами нет никаких обид и недомолвок, ты мог бы мне еще кое-чем помочь.
– Я знаю, зачем Ты на самом деле сюда пришел, - забыться, но я не стану Тебе в этом помогать.
– Старик приблизился к пристани.
– Люцифер строго-настрого велел мне всякий раз, когда Ты придешь, гнать Тебя прочь. И в этом Он прав, какой смысл наказывать Тебя и изгонять, раз Ты в один присест можешь обо всем забыть.
– Садись в лодку!
– Он вмиг оказался рядом с паромщиком и схватил его за ворот рясы.
– Я не могу позволить себе терять время, в Городе 1303 меня ждут великие дела, возможность начать новую жизнь, получить заветное Спасение!
– Твое проклятье вечно!
– Старик противился Ему.
– Тебе его не снять и не начать жизнь сначала, просто схватив за ляжку новую девку. Тебе не удастся вновь привлечь к себе взор Господа Бога нашего. Ты можешь забыть, а Он никогда! И я никогда не забуду, моя дочь Тебе тоже этого не простит.
– Не говори за нее! Все, с кем я имел дело, прощали мне все наперед, зная, кто я такой и зачем пришел!
– Вурд посмотрел на Варю, она тихо плакала.
– Ты предаешь память обо всех, кто Тебя любил, обо всех, кто пал жертвой Твоего проклятья и ненависти!