Некромант . Трилогия
Шрифт:
Она чувствовала, что сползает, соскальзывает в мягкое, убаюкивающее небытие, оставляя свое не нужное больше ей тело тому… Тому, кто… Тому, кто страстно этого желал. Но даже это не могло удержать ее в сознании и она скользила дальше и глубже, и только рука ее, подчиняясь раз и навсегда вбитым рефлексам, продолжала судорожно сжимать рукоять меча, такого никчемного и бесполезного перед лицом этого нового врага.
Осси тонула. А вместе с ней тонули мысли, растворяясь в вязкой темноте выплеснувшегося отражения, тонули воспоминания, угасая и испаряясь в окутавшем ее безвременье, а мечты…
Все быстрее вращались радужные колеса, все бледнее они становились, и все больше жгло опаленное дыханием тени лицо. Осси срывалась в бездну, и не было, казалось, в целом мире силы способной это остановить…
Впрочем, сила такая была, и была она совсем рядом. Слеза Лехорта, бережно упакованная в походном рюкзаке леди Кай, способна была вызвать к жизни если не саму погибель, то очень близкое ее подобие, и шутя и играючи стереть с лика земного не только пару старых зеркал с одичавшими от скуки отражениями, но и саму эту Ступень Странника, отправив ее в бесконечный дрейф по волнам забвения. Вот только…
Вот только не знала этого Осси Кай. А если б даже и знала, то все равно не дотянулась бы до Слезы, ибо к этому моменту даже проблеска мысли уже не было в ее сознании. Она угасала…
Все, что произошло с леди Кай, случилось слишком быстро даже для хилависты. Но все же его рефлексы, подстегнутые к тому же узами крови, породившими в самом его сердце невыносимую жгучую боль, оказались быстрее. Да и не могло его отражение чье-то врасплох застать, даром, что и сам он был порождением зазеркальных глубин.
Едва заметив — даже не заметив, а только лишь угадав намерение тени выплеснуться наружу, он моментально покрылся влагой, — будто испарина на гигантском лбу выступила, и заблестел, резко увеличивая свое альбедо [63] . А в тот момент, когда леди Кай с грохотом приложилась об пол, он, будто устав отражать чужой свет, вспыхнул сам, да так, что стоявший рядом комод вмиг обуглился, а в комнате на краткий миг не осталось ни одной тени. Все они сгорели в белом пламени вспыхнувшего над самым полом солнышка.
63
Величина, характеризующая отражательную способность поверхности. Альбедо чистого снега составляет ~0,9, древесного угля ~0,04.
С хрустальным звоном разлетелось в мелкие осколки полотнище зеркала, а черную мразь, опутавшую неподвижно лежащую на полу леди Кай, сдуло солнечным ветром будто пыль. Сдуло и сожгло дотла, не оставив даже пепла, и развеяв в воздухе без следа. Лишь долгий протяжный крик еще долго гулял от стены к стене, но Осси его не слышала. Как не слышала она и тяжелого вздоха хилависты, только что спасшего ей жизнь…
Очнулась она оттого, что кто-то вылизывал ее лицо огромным шершавым языком, как делают это пастушьи собаки в горах, спасая занесенных лавиной людей. Прикосновения эти были приятными, нежными и в то же время омерзительными. Причем, чем дальше, тем больше брезгливости
Застонав, Осси приподнялась и села, облокотившись на почерневший от недавней вспышки комод, и, поднатужившись, отпихнула двумя руками хилависту, все еще продолжавшего вылизывать ей лицо.
– Все-все. Хватит…
Хилависта с сомнением глянул на нее, но возражать не стал, чуть откатившись назад.
– Ну как ты?
– Ничего… — Осси поморщилась и потерла висок. — Голова раскалывается… Жутко просто…
– Пройдет, — буркнул Ташур. — Всегда проходит, и сейчас пройдет.
Что-то не весел ее герой был. Да не то, что — не весел, а просто — хмур, как туча.
– Спасибо тебе… Если б не ты — не знаю, чтоб со мной было…
– Если б не я — тебя бы уже не было, — проскрипел хилависта. — А если б не дурь твоя, то ничего бы этого вообще не было.
– В смысле? — Снова поморщилась Осси. Каждое слово, каждый звук рождали новую боль, отзываясь глухим ударом молота в голове.
– В смысле, что незачем было тогда в предел отражений солнечный свет тащить и им там махать во все стороны! И в смысле, что говорил тебе к зеркалам не лезть больше! — Заорал хилависта, и каждое его слово било как бог-колокол, чьи удары слышны за десяток горизонтов от Фероллы.
От крика его у Осси снова все поплыло перед глазами, и она покрепче ухватилась за толстую ножку шкафа, чтобы снова не грохнуться на пол. А хилависта не унимался:
– Говорил, или нет?
– Говорил, — прошептала Осси. — Не кричи так… Голова…
– Голова? — Взвился Ташур. — Ах, извините! Голова… Как же это я забыл?.. Голова… А ничего, что из-за тебя мне пришлось сомбору [64] укротить? У тебя, вот, голова болит, а ее больше нет!
64
Отражение, живущее своей жизнью независимо от существа его породившего.
– Сомбору? — выдохнула Осси. — Какую сомбору?
– Какую… — передразнил хилависта. — Сехену. Только тебя ж это не волнует, никчемка! А Сехена она… Она была такой красивой, — вздохнул он. — И доброй… Стихи любила…
– Красивой? — Осси тряхнула головой, позабыв, что делать ей этого сейчас никак нельзя. — Доброй? Ты что — ее знал? Эту… Эту… тень?
– Кому тень, а кому… — хилависта сокрушенно вздохнул. — Знал. И еще как знал… Мы с ней… Впрочем, теперь это уже не важно, а тебе — так и, вовсе, не интересно… В общем, знал!
– А как?.. — Осси поняла, что ничего, — вообще ничего, — не понимает. — Как ты мог ее знать, когда ты тут никогда не был?
– Где не был? — Теперь настала очередь удивляться Ташуру.
– Ну, тут. На Ступени на этой.
– А причем тут Ступень? Она же из зеркала…
– Ну, да, — согласилась Осси. — Из зеркала. А зеркало где стоит? Тут.
– Какая разница, где оно стоит, — снова заорал хилависта. — Не смыслишь ничего в этом, так и молчи! Я тебе почему тогда говорил, чтобы ты зеркал избегала?