Некромант. Присяга
Шрифт:
Он и вправду сдал за последние часы. Казалось, стены его посерели, а вокруг торца, подмоченного изнутри аварийным прорывом кипятка, цоколь отсырел, позеленел, тронулся то ли плесенью, то ли мхом. Так быстро. И весь дом словно оплавился в очертаниях – его как будто невозможно теперь начертить линейкой, потребуются изогнутые лекала. Воображаю, как тяжело сейчас в этом доме людям… тут требовался глобальный очистительный проект, несколько экстрасенсов одной школы, владеющих одной и той же методикой, лучше всего – Учитель с адептами. Даже те, кто не погиб под ударами голодного восставшего
Я подумала об одном из карпатских мольфаров, который регулярно наезжал в Москву и уже обзавелся эффективными учениками; но сейчас он был во Львове, точнее, в горах возле древнего города – напитывался силой от особых мест. Потом, все – потом.
Я не слишком решительно вошла в подъезд. Женька тихо следовал за мной.
Кодовый замок был сломан, и тяжеленная полуоткрытая дверь странно пищала, чуть покачиваясь, как будто ее колебал ветер. Кафельную стенку подъезда раскалывала неровная трещина – ветвистая черная молния, упирающаяся прямо в дверь квартиры Мерлина.
Я поднялась на этаж, где жила Ларочка.
Лестничная клетка и дверь мне уже не понравились. На этаже можно было снимать старый фильм про хрущобы – какие-то примотанные к перилам лыжные палки, поломанные велосипеды, старые детские санки… Весь этот скарб навскидку не использовался много лет и являлся антенной для привлечения разного рода неприятностей. Сама дверь оказалась обитой материалом, доступным для разрывания, – и он был разорван, как будто дверь скреб какой-то крупный зверь; скреб совсем недавно; в длинных порезах торчал белый синтепон.
Я накинула халат и позвонила.
Внутри тут же заскулил пес. Интересно. Пес внутри, следы когтей снаружи.
Долгое время никто не открывал… странно – рано, на мой взгляд, в семье должны быть все дома. И вот дверь приоткрылась, замкнутая на цепочку. Внутри стояла девочка в длинной ночной фланелевой рубашке, выцветшей и на редкость застиранной… и нос Лабрадора.
– Здравствуйте, – начала девочка, но ее перебила собака, звонко залаяв. Я в собаках понимала немного – но этот пес определенно улыбался мне и в промежутках между захлебывающимися тирадами скулил и рыл щель лапой.
Девочка прислушалась, нагнув голову с темными нечесаными волосами… и вдруг торопливо защелкала цепочкой, отпирая дверь, и… и я даже не успела сказать, что я доктор…
…уже полчаса я сидела с Ларочкой в обнимку. Бедную малышку трясло от температуры, от болезни, от ужаса, от счастья – от всего сразу. Я иногда слышала обрывки ее мыслей, светлых, как искорки костра: пришла, нашла, спасла; я была для нее крестной феей, богиней, Наставницей – кем угодно. И я безмолвно соглашалась – да, маленькая, да, я тебе помогу, я оберегу тебя, все самое страшное – позади. И Лариса уже успела мне сказать – малыш Миша выжил. Зато она не смогла помочь тем двоим… и еще многим-многим.
Наконец я ее отпустила. Тонкое тельце и волосы пахли какими-то лекарствами.
– Детка, где мама?
– На работу ушла… она регистратор в поликлинике…
– А папа?
– Папа еще не приехал, он дальнобойщик…
– А
– Дик и бабуля… и еще мамин песик, но мама сказала, что он умирает… а бабуле пришлось ночью дать дополнительные лекарства, она будет спать…
Бабуля – довольно грузная пожилая дама – лежала в метре от меня, на второй кровати в семиметровой жилой комнатушке. В малометражной двушке воняло псиной; ремонта эта квартира не видела, по-моему, лет сорок. Обветшавшая нищета, неопрятные запахи пожилого человека и больного животного. Замечательно.
Дик радовался моему приходу не меньше Ларисы.
– Давай, я тебя чуть полечу? – предложила я.
– Давайте, конечно! – обрадовалась девочка. – А то температура уже третий день совсем не опускается…
– А ты пока расскажешь все, что хочешь.
– Конечно… я давно слышала разные странные вещи. И когда пробовала рассказать папе и маме, они говорили, что я не только слепая, но и сумасшедшая, – заторопилась малышка. – И тогда я решила молчать. Мне иногда очень страшные вещи снились или слышались. Например, что снизу, под домом, кричат. Два раза было так страшно, что я болела почти по месяцу…
Понятно, она слышала последние убийства некроманта.
– И вот… мне приснился сон. Что в подвале убивают котика, а что он оживает… я уже пробовала делать… разные… вещи… например, когда слышала, что у человека болит голова – убирала боль… или если не слушался маленький – делала чтобы слушался… а тут я услышала, что кот пошел есть Мерлина… мертвый кот, в дырах, липкий.
Девочку снова затрясло, и я усилила работу поисковых нитей, которые сейчас врачевали ее надорванную непомерной задачей Сущность.
– Я с Мерлином дружу, он взрослый и очень хороший, – говорила девочка. – Я… думала, как его защитить… я много слушала о магии по телевизору, и у меня был один магический предмет. Он был когда-то бабушкин… потом бабушка его выкинула, сказала, он ей больше не нужен, а я забрала себе. И он у меня хранился долго.
– Это – зеркало, – сказала я как можно спокойнее. – Ты, моя девочка, каждый вечер брала его в руки, гладила и представляла, что когда-нибудь тебя отведут к доктору, он вылечит тебе глазки, и ты сможешь посмотреть в зеркало и увидеть, какая ты замечательная…
– Но у меня не глазки болят… мама говорит, все из головы идет, – торопливо продолжала Ларочка, сильно покраснев. – Глазки уже оперировали… не помогло.
– А оправа у зеркала бронзовая… ты экстрасенс, Ларик, и сама постепенно превратила подходящий предмет в магический. Рассказывай. Все так и есть – ты правильно работала. И когда экстрасенс со светлым Даром… как ты… часто берет вещь в руки и мечтает – она становится очень сильной, напитывается настоящей магией, – пояснила я.
– И… в ту ночь… в ту ночь, с которой я болею, я так напугалась, так напугалась. – Лариса снова доверчиво ко мне прижалась. Старуха на кровати грозно забормотала и заворочалась. – Я… поставила зеркало между Мерлином и котом. Мысленно. И кот бросился в квартиру на втором этаже, там я ничего сделать не успела… потом еще… в одну… но я плохо знала этих людей и не успевала поставить зеркало.