Некроманты (сборник)
Шрифт:
Картинка складывалась, только я никак не мог в неё поверить.
Зато я теперь твёрдо знал, что сделал бы на моём месте тот же Квентин, маг королевских мушкетёров.
А теперь на это предстояло решиться мне. Если, конечно, я во всё это верю.
К старому кладбищу за странным ручьём я выходил прежним манером – с разбегу перемахнув через журчащую воду.
Дурнота подкатила и отхлынула. Всё, как и должно быть. Вернее, должно, но не со мной. Мне-то все эти фокусы,
Неведомая сила гнала меня и гнала к заброшенному погосту. Я и не представлял, что после привидевшегося мне вчера я вообще рискну туда вернуться – однако ж вот вернулся.
И в руках у меня была нарядная кукла с голубыми глазами.
Гребень оврага был чист, никого не было видно и среди старых могил. Раздвигая репейники, я осторожно взглянул, пытаясь прочесть изрядно стёршиеся надписи.
Титулярный советник Иван Пахомович Гнёздовский.
Супруга его, Таисия Авдеевна.
Полковник Савватий Иванович Гнёздовский.
Младенец Егор Савватеевич Гнёздовский…
Восемь могил. Род Гнёздовских, наш род. Вернее, его кусочек.
Все умерли уже давно, кто пятьдесят, а кто и семьдесят лет назад.
Но… но тётя мне сказала, что дом этот строил её дед, дед по матери. А Гнёздовские – это же по отцу.
Впрочем… Какая разница? Никаких Кораблёвых тут нет и не было. Ни Алевтины, ни Александра. Всё верно.
Обойдя погост и тщательно всё осмотрев, я осторожно присел на почти завалившуюся лавочку. Моих странных знакомых как корова языком слизнула.
– Аля! – рискнул я. И уже громче: – Саша!
Тишина. Не шумит ветер, не жужжат пчёлы, не стрекочут кузнечики. Не перепархивают с цветка на цветок яркие бабочки. И птицы молчат тоже. Только высятся холодные камни, да ждут добычи незанятые места старого погоста.
Я осторожно посадил куклу рядом с собой. Взглянул в ярко-синие нарисованные глаза и снова позвал, только на сей раз полушёпотом:
– Аля!
Ничего.
У меня вырвался вздох. Стало страшно, очень. Но… ничего не поделать. И откуда только у меня смелость взялась?
Я принялся чертить отпорный круг, в точности, как было описано в книге.
Знаки давно забытого языка, обозначающие имена демонов, стражей пути в подземный мир – люди верили в них, когда на грешной нашей Земле и слыхом не слыхали о Сыне Божьем. Потом Он явился, и творил чудеса, и сокрушил врата адские, и вывел ветхозаветных праведников, и был распят, и воскрес, и вознёсся, и пребывает теперь там, светом в любой тьме, надеждой в любой печали, спасением в любой беде.
Главное – не опускать глаза и не отчаиваться, ибо Он справедлив.
Закончив с первой фигурой, я взялся за ограду. Каждый угол, каждый столб, каждую ржавую перекладину или прут следовало укрепить. Разумеется, не обычными
Из кармана я достал заготовленную с ночи пачку плотных картонок размером с ладонь и принялся развешивать их на кладбищенской ограде. Закончил, полюбовался – получилось неплохо, почти как у мага Квентина, когда тому пришлось отражать в развалинах башни старого безумного чародея атаку его доморощенной стражи – крыс ростом с человека.
В самый центр круга я осторожно посадил куклу. На широкий лист лопуха, чтобы не запачкать с таким тщанием сшитое платьице.
Я увидел достаточно, чтобы поверить во всё, написанное на старых страницах.
Кукла сидела, спокойно и словно с ожиданием глядя на меня синими глазами.
– Аля, – сказал я, обращаясь к кукле. – Аля, приходи. Приводи Сашу. Приходи скорее.
Касаясь рукой каждого из символов, я громко, нараспев проговаривал жутковатые, хрипяще-шипящие имена-прозвища неведомых существ, что якобы всё ещё дремлют «где-то совсем рядом», охраняя додревние пути, которыми до сих пор бродят несчастные неприкаянные духи.
– Тёма? – донеслось до меня слабое.
– Аля! Я здесь, Аля!
– Тёма…
Откуда-то из глубины зарослей с другой стороны железной изгороди, там, где я никогда не бывал.
– Аля!
Нельзя выходить из круга, нельзя выходить из круга, нельзя выходить…
Качнулись ветви, но ни Али, ни Сашки.
– Тёма… – вновь, глухо и безнадёжно. Голос уплывает, словно проваливаясь в неведомую бездну; хотя почему словно – именно что проваливается.
Взгляд мой упал на куклу – наверное, я её как-то задел… потому что она закрывала лицо обеими руками.
Не растеряться, не растеряться, в книге ж было про это, я читал – только все мысли сейчас перепутались.
Как у меня это получилось – Бог ведает, но я схватил синеглазую куклу и одним прыжком выскочил из отпорного круга, не задев, по счастью, ни одной линии.
Я вломился в заросли, мимоходом подивившись, как это у меня так ловко вышло ничего не задеть, нигде не запутаться и ни за что не зацепиться. Вокруг меня было настоящее «ведьмино поместье», как говаривала нянюшка, то есть старые раскидистые ивы, густо окружённые мелкими кустами, вездесущей крапивой в рост человека и прочими радостями.
Лес, густой лес без конца и без края. Полумёртвый лес, лес без звуков и голосов. Как назло, в голову не лезло никакой подходящей цитаты. Почему-то это казалось очень важным – вспомнить хоть что-то из прочитанного, вспомнить, как ловко и с честью выпутались бы оруженосец Донован или маг королевских мушкетёров Квентин, африканский путешественник Лонгбоу – или хотя бы уж кровавый лорд Думсбери, который, хоть и негодяй, был и смел, и решителен, и даже удачлив.
Нет, не в тех книгах искать ответа…