Некуда
Шрифт:
Прежде чем сонный лакей успел повернуть ключ в двери, звонок раздался еще два раза и с такою силою, что завод, на котором тянули проволоку, соединявшую звонок с ручкою, имел бы полное право хлопотать о привилегии.
Наконец дверь отворили, и в переднюю, брязгая шпорами и саблей, вошел квартальный немецко-вахмистровски-полицейско-гусарского вида.
Лакей зажег свечу и побежал за шкаф надеть что-нибудь сверх белья.
Из-за разных дверей высунулись и тотчас
Квартальный стоял, подперши руки фертом, и ожидал, пока лакей снова появится из-за шкафа.
В это время Варвара Ивановна успела накинуть на себя платье и, выйдя в залу, сама пригласила надзирателя.
– Бога ради скорее все кончите, – говорила она, ломая руки.
– Не беспокойтесь, – отвечал надзиратель. – Я только боюсь одного.
– Ничего не бойтесь.
– Я боюсь, чтобы ваш муж не наделал завтра тревоги.
– О, за это я вам даю мое слово.
– Что это такое? – тихо спросил входящий Алексей Сергеевич.
– За Сергеем, – вздохнув, отвечала Варвара Ивановна, не глядя на мужа.
– Сережу арестуют?
– Ведь видите; что же тут еще спрашивать?
– Наша печальная обязанность… – начал было надзиратель, но в залу вошел Сергей Богатырев. Он дрожал как в лихорадке и старался держать себя как можно смелее.
– За мной? – спросил он.
– За вами.
– Что ж, я готов.
У него стукнули зубы.
– Лошади внизу, – спокойно отвечал надзиратель, – но мне для порядка нужно взглянуть на вашу комнату. Там, конечно, ничего нет?
– Не знаю, может быть, что-нибудь и есть, – отвечал бледный студент.
– Сережа! Сережа! что ты говоришь? – простонала с упреком Варвара Ивановна.
– Я верю на слово вашей матушке, – с достоинством сказал надзиратель, – и прошу вас собраться.
Варвара Ивановна взяла сына в спальню, дала ему пачку ассигнаций, заплакала, долго-долго его крестила и, наконец, вывела в залу. Здесь арестант простился еще раз с матерью, с отцом, с лакеем и дрожащими ногами вышел из дома.
Долго они ехали молча в открытых дрожках надзирателя, наконец, тому надоело это.
– Послушайте, – сказал он, – мне жаль вашу мать: я сам имею детей. Если вы можете скрыться из Москвы, я пущу вас и скажу, что не нашел вас дома. А между тем все это кончится и вы возвратитесь.
– Вы! вы меня пустите?
– Да, пущу. Со мной не было понятых. Если вы дадите слово удирать отсюда подальше, я пущу вас.
– О, клянусь вам.
– Не клянитесь, я и так поверю.
– Я уеду в Рязань.
– Ступайте.
– Только нет подорожной.
–
Сергей Богатырев предложил надзирателю ассигнацию, от которой тот благодарно отказался, потом спрыгнул с дрожек, взял первого ваньку и запрыгал к Рогожской.
– Что? – спросила Варвара Ивановна мужа, когда надзиратель вышел с Сережей за двери.
– Пропадет теперь.
– Нл, теперь нюни: «пропадет», – передразнила Варвара Ивановна.
– Господа! – крикнула она студентам, войдя в комнату сына. – Вы видели, что было с Сережей? За это я вам обязана: вчера была сходка, а сегодня арестант. Прошу вас оставить мой дом.
Студенты только этого теперь и желали.
– А вы у меня ни во что не смейте мешаться, – пригрозила она стоявшему посреди залы мужу, – не смейте ничего рассказывать: Серж через три дня будет в Богатыревке.
– Ка-а-к?
– Т-а-а-к, как вы не знаете, – проговорила Варвара Ивановна, отходя в свою комнату.
И Алексей Сергеевич до самого рассвета простоял в зале.
Обстоятельства совершенно смутили его.
Вечером в этот же день были три сходки, на которых толковали о внезапном аресте Сергея Богатырева и всячески допытывались, кто бы мог донесть о богатыревской сходке.
– Из наших никто; за это можно ручаться головою! – кричали несколько молодых голосов.
– Так кто же? Кто? Нужно знать доносчика.
Кто-то громче других произнес имя Райнера.
– А в самом деле, кто он? Кто этот Райнер?
– Что он?
– Зачем он здесь?
– Зачем он на сходках?
Ни на один этот вопрос никто не умел дать ответа.
– Кто ввел его?
– Доктор Розанов, – отвечал кто-то.
– А что такое сам Розанов?
– Он знакомый маркизы, его многие знают.
– Вытребовать Розанова, вытребовать Розанова! – закричало несколько голосов.
– И судить его.
– За что судить? Пусть объяснится.
– Где ж собираться?
– У маркиза, послезавтра, у маркиза.
– А завтра там?
– Ну да, только одни свои.
Завтра уже во всех либеральных кружках Москвы заговорили о бывшей у Богатыревых сходке и о последовавшем затем внезапном аресте молодого Богатырева.
Не очень чуткое ухо могло легко слышать, как при этих рассказах вполголоса поминалось имя Райнера.
Содержание этих полголосных рассказов, вероятно, было довольно замысловато, потому что доктор, услыхав один такой разговор, прямо объявил, что кто позволяет себе распускать такие слухи, тот человек нечестный.