Некуда
Шрифт:
Он, не долго думая, объяснился с Беком в том роде, что так как он, Бек, не может позволить ему, Лобачевскому, завести приватную медицинскую школу для женщин, которая никому и ничему мешать не может, то, в силу своего непреодолимого влечения к этому делу, он, Лобачевский, не может более служить вместе с ним, Беком, и просит отпуска.
Беку жаль было хорошего ординатора, но еще более жаль было бы ему своего хорошего места, и Лобачевский получил отпуск.
Проводив Лобачевского на две недели в Петербург, Розанов сидел один-одинешенек и часто раздумывал о своем давно прошедшем и недавно прошедшем.
«Ну что ж, – думал он, – ну я здесь, а они там; что ж тут прочного и хорошего. Конечно, все это лучше, чем быть вместе и жить черт знает как, а все же и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего, таки решительно ничего впереди, кроме труда, труда и труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает, что и из него выйдет при такой обстановке», – думал доктор, засыпая.
Часу в четвертом его разбудили и подали ему телеграфную депешу: Ольга Александровна извещала его из ближайшего губернского города, что она едет и завтра будет в Москве.
Розанов привскочил с постели, протер глаза и опять взял брошенную на столе депешу: ясно и четко синим карандашом было написано: «Мы едем к вам с попутчиками и завтра будем в Москве. Встретьте нас на Солянке, дом Репина».
– Вот тебе и орех с маслом! – произнес Розанов и стал поспешно одеваться.
Надо было куда-нибудь приютить едущих, а в тесной казенной квартирке это было решительно невозможно. С одной стороны, здесь очень тесно, а с другой… Ольга Александровна… Как за нее поручиться? А тут Лобачевский, которому Розанов даже никогда не говорил, что он женат. Не годится это. Розанов – вспомнил Нечаев, но это опять не подходило: там теснота и дети, да и снова Ольга Александровна может сразу выкинуть колено, которое развернет перед чужими людьми то, что Розанов всегда старался тщательно скрывать и маскировать. Пойти к Бахаревым! Эти уж более или менее все знают, и от них скрываться нечего. Розанов, дождавшись утра, взял извозчика и поехал к Бахаревым.
Дорогою Розанов все смотрел на бумажки, означавшие свободные квартиры, и думал, как бы это так устроиться, чтобы подальше от людей; чтобы никто не видал никаких сцен.
– А может быть, теперь и сцен никаких не будет: она пожила, упрыгалась, едет сама, без зова… а я буду поравнодушнее, стану учить Варюшку…
Розанову даже становилось весело, и он, забывая все тревоги, радовался, что через несколько часов он снова будет с семьею, и потом пойдет тихая, осмысленная жизнь на пользу ребенка, и т. п.
Розанову это представлялось совершенно возможным.
Бахаревых доктор застал за утренним чаем и заметил, что все они, кроме Лизы, были необыкновенно веселы. Это объяснялось тем, что маркиза сделала визит Ольге Сергеевне и, встретясь здесь с Варварой Ивановной Богатыревой, очень много говорила о себе, о людях, которых
Визит этот был сделан в тех соображениях, что нехорошо быть знакомой с дочерью и не знать семейства. За окончанием всего этого маркиза снова делалась дамой, чтущей законы света, и спешила обставить свои зады сообразно всем требованиям этих законов. Первого же шага она не боялась, во-первых, по своей доброте и взбалмошности, а во-вторых, и потому, что считала себя достаточно высоко поставленною для того, чтобы не подвергнуться обвинениям в искательстве.
Лизе от этого визита не было ни жарко, ни холодно, но он ей был почему-то неприятен. К тому же ветреная маркиза во время полуторачасового пребывания у Бахаревых, как нарочно, не удостоивала Лизу никакого внимания и исключительно занималась с Богатыревой, которая ей очень понравилась своим светским видом и положением.
Ольга Сергеевна не замечала этого, но Варвара Ивановна это заметила и порешила, что маркиза сразу отличила ее как женщину, стоящую всем выше здешних хозяев.
– А у нас вчера была гостья! – начала, встретив Розанова, Ольга Сергеевна, – а какая – не отгадаете.
– А у меня завтра будут две, – отвечал Розанов.
– Кто ж такие?
– Тоже не отгадаете.
Наконец Ольга Сергеевна похвалилась своею вчерашнею гостьею, похвалился и Розанов своими завтрашними гостями.
– Умница Ольга Александровна, – сказала Ольга Сергеевна.
– Да куда мне их деть-то-с?
– Ну… разве мало квартир.
Лиза, выслушавшая весь этот разговор без всякого участия, встала из-за стола и вышла в гостиную.
Розанов торопился и стал тотчас же прощаться.
– Прощайте, Лизавета Егоровна, – сказал он, входя с фуражкою в гостиную, где никого не было, кроме Лизы.
– Прощайте, – отвечала она, кладя книгу. – Скажите, как же это случилось?
Розанов рассказал о неожиданной депеше.
– Удивительно! – произнесла Лиза. – Что же вы теперь думаете делать?
– Что же делать: надо устроиваться и жить.
– Вместе! – воскликнула Лиза.
– Да как же иначе?
– Вместе! Вместе с женщиной, с которой вы доходили до таких сцен?
– Да что же делать, Лизавета Егоровна?
– Что, вы думаете, этого здесь не повторится?
– Да уж теперь я могу смотреть на это равнодушнее.
– Нет, Дмитрий Петрович, извините, я в хроническое равнодушие не верю.
– Да ведь нечего делать: что же делать-то, скажите?
Лиза отвечала:
– Ну, уж это вам больше знать, чту должно делать.
Розанов пожал плечами и простился.
Выходя, он думал: «только надо подальше от всех», – и мимоходом нанял первую попавшуюся ему квартиру в четыре комнаты; купил у Сухаревой подержанную мебель, нанял девушку и заказал топить, а на другой день, перед вечером, встретил на дворе купца Репина на Солянке дорожный возок, из которого вылезли три незнакомые барыни, а потом и Ольга Александровна с дочкой.